В делах о преступлениях против несовершеннолетних потерпевших нередко звучит мнение: "Представитель ребенку не нужен, его интересы представляет прокурор". Это глубокое заблуждение, не соответствующее уголовно-процессуальному законодательству.

В судебном разбирательстве прокурор поддерживает государственное обвинение, что прямо закреплено ст. 246 УПК РФ: он участвует в исследовании доказательств, излагает мнение по существу обвинения, предлагает наказание и может даже изменить или снять обвинение (ч. 5-7 ст. 246 УПК РФ).

Однако законодательный перечень полномочий государственного обвинителя не содержит обязанностей представлять интересы потерпевшего. Прокурор представляет интересы государства, а не ребенка. Он не собирает доказательства для защиты несовершеннолетнего, не восстанавливает его память, не взаимодействует с семьей и не сопровождает ребенка в процессе дачи показаний. 

Важно учитывать и содержание ст. 37 УПК РФ, которая определяет роль прокурора на стадии предварительного следствия. Прокурор осуществляет уголовное преследование от имени государства и надзирает за законностью действий следствия: проверяет материалы проверок, утверждает обвинительные заключения, дает указания следователю, утверждает прекращение дел, возвращает материалы для устранения нарушений. Это надзорная функция, а не непосредственная работа с потерпевшим ребенком. Прокурор не проводит допросы несовершеннолетнего, не занимается восстановлением его памяти, не собирает доказательства в интересах потерпевшего и не формирует гражданско-правовую позицию. Иными словами, его процессуальный статус – государственный обвинитель и контролер законности расследования, но не представитель потерпевшего.

В результате на стадии расследования ребенок рядом имеет следователя и адвоката защиты обвиняемого, но не прокурора. Надзор прокурора (ст. 37 УПК РФ) осуществляется документально и дистанционно, а непосредственная работа с потерпевшим законом возложена на следствие.

© skycinema / Фотобанк 123RF.com

На стадии предварительного расследования ключевую процессуальную роль выполняет следователь. Согласно ст. 38 УПК РФ, следователь самостоятельно направляет ход расследования, принимает решения о проведении следственных действий, поручает органам дознания сбор доказательств и формирует доказательственную базу. Однако следователь работает с тем фактическим материалом, который представлен сторонами, и не обязан за ребенка формировать содержательные показания, восстанавливать забытые обстоятельства или конструировать дату преступления.

В соответствии со ст. 190 УПК РФ протокол допроса фиксирует ход допроса дословно, с отражением всех вопросов и ответов, в том числе отведенных. Это означает, что несформулированная ребенком деталь, не внесенная в протокол, не станет доказательством. Следователь не вправе "дописать" за ребенка пропущенную информацию, а суд не может ссылаться на незапротоколированные сведения. Поэтому роль представителя на допросе – обеспечить полноту показаний, юридическую точность формулировок и внесение всех уточнений в протокол.

В такой системе ребенок без профессионального сопровождения оказывается один на один с процедурой, где противоположная сторона, как правило, имеет квалифицированного защитника (ст. 49 УПК РФ), а законный представитель потерпевшего не всегда обладает юридическими знаниями, навыками работы с доказательствами и пониманием тактики следственных действий.

Именно поэтому законодатель предусмотрел возможность участия в деле профессионального представителя потерпевшего. В соответствии со ст. 45 УПК РФ потерпевший вправе иметь представителя – адвоката, который действует от его имени и реализует процессуальный комплекс его прав, предусмотренный ст. 42 УПК РФ: участвует в следственных действиях, заявляет ходатайства, приносит жалобы, представляет доказательства, участвует в суде, поддерживает гражданский иск (ст. 44 УПК РФ).

Таким образом, представитель несовершеннолетнего – не формальная фигура "для галочки", а полноценный участник уголовного процесса, обеспечивающий реальную защиту прав ребенка как на стадии расследования, так и в суде.

Реальная работа представителя значительно влияет на исход дела. В моей практике в этом году было показательное уголовное дело о сексуализированном насилии в отношении 12-летней девочки. Подсудимый – знакомый семьи, молодой мужчина, который пользовался доверием родителей и самого ребенка. Преступление произошло в машине, когда он предложил девочке "покататься". Ребенок, воспринимая его как друга семьи, не ожидал угрозы. После эпизода девочка испытывала страх и стыд, поэтому сразу не рассказала родителям, но поделилась с подругой, которая и уговорила потерпевшую все рассказать взрослым.

Сообщение в полицию последовало через значительный промежуток времени – примерно через полгода. Этот разрыв стал главной проблемой расследования: ребенок путался во времени, не помнил точной даты, последовательности событий и деталей. Первичные показания были фрагментарными, что позволило защите отрицать факт преступления. Супруга обвиняемого заявляла алиби: что он все время находился дома рядом с ней.

В рассматриваемом деле преступление квалифицировалось по ч. 2 ст. 135 УК РФ, поскольку потерпевшей на момент события было 12 лет. Такая квалификация требует точного установления даты совершения преступления, потому что возраст ребенка – обязательный элемент состава. Ст. 135 УК РФ разделяет ответственность в зависимости от возраста потерпевшего, и именно поэтому восстановление календарной даты стало ключевым следственным вопросом. Пока дата оставалась неопределенной, дело фактически не имело перспективы, а защита обвиняемого строила линию именно на этой неопределенности. При вступлении в дело я установила контакт с ребенком, и девочка смогла вспомнить день – он совпадал с датой ее дополнительного занятия. Это позволило инициировать повторный допрос и сформировать юридические основания для уточнения показаний.

Во время общения потерпевшая вспомнила важную деталь: перед преступлением подсудимый перевел ей деньги на телефон. Именно этот факт стал ключом к объективной привязке преступления ко времени. Я ходатайствовала перед следствием о направлении запросов оператору и в банк, и полученные сведения подтвердили перевод и его дату.

Таким образом было получено доказательство, не зависящее от субъективной памяти ребенка. Это позволило сформировать конкретный день, опровергнуть алиби и снять вопрос о "плавающем времени".

Также по моему ходатайству следствием были получены данные биллинга: местоположение телефона подсудимого совпало с зоной преступления. Телефонные соединения между номерами ребенка и обвиняемого были зафиксированы в период, соответствующий ее показаниям. Эти сведения легли в основу опровержения версии защиты, и суд признал их объективными доказательствами.

Серьезной задачей стала защита психики ребенка. До моего участия была проведена очная ставка с обвиняемым, и она привела к выраженной травматизации: девочка закрылась, перестала свободно говорить и стала избегать обсуждения обстоятельств дела. Это – типичная реакция для несовершеннолетних потерпевших, и именно поэтому законодатель предусмотрел особые правила допроса детей (ст. 191 УПК РФ).

После вступления в дело я обеспечила проведение всех следственных действий с учетом особенностей несовершеннолетнего (ст. 191 УПК РФ). Перед каждым допросом я готовила ребенка: объясняла порядок процедуры, возможные вопросы, логику следствия. Это снижало тревогу, возвращало чувство контроля и позволяло ей говорить спокойно и уверенно.

Девочка ощущала мою поддержку на каждом следственном действии: знала, что вопросы будут корректны и что я помогу сформулировать мысль, если она растеряется. Такой подход позволил восстановить ее доверие к процессу и обеспечил полноту и качество показаний без повторной травматизации.

На стадии суда ребенок не посещал заседания, чтобы избежать повторной травмы. Я представляла ее интересы: участвовала в исследовании доказательств, заявляла ходатайства, участвовала в прениях и поддержала гражданский иск.

Результатом стало вынесение обвинительного приговора по ч. 2 ст. 135 УК РФ, которое предусматривает наказание от 3 до 8 лет лишения свободы за развратные действия в отношении лица 12-14 лет. Именно по этой квалификации был вынесен обвинительный приговор. Подсудимому назначено наказание в виде реального лишения свободы. В пользу потерпевшей взыскан моральный вред и расходы на юридическую помощь в полном объеме.

Этот кейс демонстрирует, что роль представителя несовершеннолетнего потерпевшего выходит далеко за рамки формального сопровождения. Представитель не просто присутствует рядом с ребенком – он фактически восстанавливает доказательственную картину, обеспечивает процессуальную и психологическую защиту и формирует юридический результат.

Без профессионального участия такие дела часто теряют перспективу: ребенок путается в показаниях, защита доминирует, ключевые доказательства не появляются, а преступление рискует остаться безнаказанным.

Уголовный процесс с участием несовершеннолетнего – это не только нормы закона, но и человеческая психика. Ребенок объективно не способен самостоятельно реализовать свои права, сопротивляться давлению взрослой стороны и формулировать юридически значимые показания.

Поэтому представитель – это не формальность, а реальный инструмент защиты и гарант справедливого исхода: он соединяет право, доказательства и психологическую безопасность ребенка, превращая эмоциональный рассказ в доказанную юридическую конструкцию.