Постановление Европейского Суда по правам человека от 22 января 2013 г. Дело "Лашин (Lashin) против Российской Федерации" (Жалоба N 33117/02) (Первая секция)

12. 2 октября 2000 г. дочь заявителя возбудила судебное разбирательство о восстановлении его дееспособности. Ее требование поддержал отец заявителя как его опекун. Истцы утверждали, что психическое состояние заявителя значительно улучшилось, и просили суд назначить новую психиатрическую экспертизу. Поскольку истцы не доверяли врачам Омской областной психиатрической больницы, они просили организовать видеозапись обследования заявителя психиатрами.

13. 27 октября 2000 г. суд назначил психиатрическую экспертизу заявителя, но отказал в ходатайстве о ее видеозаписи. Экспертиза была поручена Омской областной психиатрической больнице. Однако заявитель не явился на обследование в больницу, поэтому экспертиза не проводилась.

14. 19 марта 2001 г. Советский районный суд Омска решил подтвердить статус недееспособности и сохранить опеку над заявителем. Неясно, присутствовал ли на слушании заявитель. Суд указал, что, поскольку новая экспертиза не могла быть проведена из-за уклонения заявителя от сотрудничества, результаты обследования от 5 апреля 2000 г. остаются в силе. Представляется, что решение от 19 марта 2001 г. не было обжаловано.

15. 9 июля 2001 г. отец заявителя (в качестве опекуна) возбудил судебное разбирательство об оспаривании медицинского заключения от 5 апреля 2000 г. Омской областной психиатрической больницы, послужившего основанием для признания заявителя недееспособным. Он также просил признать заявителя дееспособным. В связи с тем, что истцы не доверяли врачам Омской областной психиатрической больницы, они просили суд привлечь для оценки психического состояния заявителя комиссию экспертов Независимой психиатрической ассоциации России, негосударственной профессиональной ассоциации психиатров, расположенной в Москве.

16. 26 февраля 2002 г. Куйбышевский районный суд провел заседание в отсутствие заявителя, в частности, указав, что:

"...Психическое состояние [заявителя] препятствует его участию в заседании, и, кроме того, [его] присутствие причинило бы вред его здоровью".

Суд также отказал в назначении новой экспертизы в негосударственной психиатрической ассоциации на том основании, что согласно закону только государственные учреждения могут проводить такие обследования и представлять заключения. В соответствующей части решения районного суда отмечалось следующее:

"...На основании статьи 1 Закона о психиатрической помощи* (* Европейский Суд имел в виду Закон Российской Федерации от 2 июля 1992 г. N 3185-I "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании". Однако в статье 1 этого закона такая норма отсутствует (прим. переводчика).)... экспертная деятельность государства осуществляется государственными учреждениями и состоит в организации и проведении экспертиз".

В заключение суд установил, что экспертиза от 5 апреля 2000 г. сохраняет значение, что заявитель продолжает имеет психическое заболевание и что, следовательно, его статус недееспособного подлежит подтверждению.

17. Отец заявителя (в качестве его опекуна) подал жалобу в Омский областной суд, который 15 мая 2002 г. оставил решение от 26 февраля 2002 г. без изменения.

43. В соответствии со статьей 21 Гражданского кодекса Российской Федерации 1994 года (далее - ГК РФ) всякое лицо, достигшее 18-летнего возраста, как правило, обладает полной дееспособностью, которая определяется как "способность гражданина своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их". В соответствии со статьей 22 ГК РФ дееспособность может быть ограничена, но лишь в случаях и порядке, установленных законом.

44. Согласно статье 29 ГК РФ гражданин, который вследствие психического расстройства не может понимать значения своих действий или руководить ими, может быть признан судом недееспособным в порядке, установленном гражданским процессуальным законодательством. Над ним устанавливается опека. От имени гражданина, признанного недееспособным, сделки совершает его опекун. На практике это означает, что опекун обеспечивает обязательное представительство недееспособного во всех делах, касающихся его имущества, дохода, трудовых отношений, поездок и проживания, социальных контактов и так далее. Если основания, в силу которых гражданин был признан недееспособным, отпали, суд признает его дееспособным.

45. Статья 30 ГК РФ предусматривает возможность частичного ограничения дееспособности. Гражданин, который вследствие злоупотребления спиртными напитками или наркотическими средствами ставит свою семью в тяжелое материальное положение, может быть ограничен судом в дееспособности. Это означает, что он не может совершать крупные сделки. Однако он может распоряжаться зарплатой или пенсией и совершать мелкие бытовые сделки под контролем попечителя.

46. В соответствии с пунктом 4 статьи 35 ГК РФ недееспособным гражданам, помещенным под надзор в медицинские организации, опекуны или попечители не назначаются. Исполнение обязанностей опекунов или попечителей возлагается на указанные организации.

47. Из пункта 3 статьи 39 ГК РФ следует, что в случаях ненадлежащего выполнения опекуном лежащих на нем обязанностей, орган опеки и попечительства может отстранить опекуна от исполнения этих обязанностей.

48. Статья 258 Гражданского процессуального кодекса РСФСР 1964 года, действовавшего в период, относящийся к обстоятельствам дела (далее - ГПК РСФСР), предусматривала, что дело о признании гражданина недееспособным вследствие душевной болезни или слабоумия может быть начато по заявлению членов его семьи, профсоюзов и иных общественных организаций, прокурора, органа опеки и попечительства, психиатрического лечебного учреждения. Судья при наличии достаточных данных о душевной болезни или слабоумии гражданина назначал для определения его психического состояния судебно-психиатрическую экспертизу (статья 260 ГПК РСФСР). Дело о признании гражданина недееспособным суд рассматривает с обязательным участием прокурора и представителя органа опеки и попечительства. Гражданин, о признании которого недееспособным рассматривалось дело, вызывался в судебное заседание, если это было возможно по состоянию его здоровья, участвовали также прокурор и представитель органа опеки и попечительства (пункт 2 статьи 261 ГПК РСФСР). В соответствии со статьей 263 ГПК РСФСР по заявлению опекуна, а также лиц и государственных органов, перечисленных в статье 258 ГПК РСФСР, но не самого недееспособного, суд мог вынести решение о признании выздоровевшего дееспособным.

49. Статья 32 ГПК РСФСР предусматривала, что недееспособный не вправе осуществлять свои права в суде. Эти права осуществлял опекун для защиты интересов недееспособного.

69. Власти Российской Федерации кратко изложили положения российского законодательства о недееспособности. Они признали, что лишение дееспособности составляет вмешательство в личную жизнь заинтересованного лица. Однако в деле заявителя оно было необходимо ввиду диагностированной у него шизофрении, дважды подтвержденной врачами института Сербского в Москве и Омской областной психиатрической больницы в 1999 и 2000 годах соответственно. В частности, заключение психиатрической экспертизы, подготовленное в 2000 году, указывало, что заявитель не мог понимать значение своих действий и руководить ими. Таким образом, решение о недееспособности было вынесено для защиты интересов других лиц, а также его собственных интересов. Подобное ограничение его прав предусматривалось статьей 29 Гражданского кодекса и потому являлось "законным". Решение о лишении дееспособности было принято в отсутствие заявителя, поскольку он в это время находился в психиатрической больнице, и его явка в суд могла причинить вред его здоровью. Принятие решения в отсутствие заинтересованного лица допускалось в соответствии со статьей 261 ГПК РСФСР. Дело было рассмотрено судами двух инстанций, которые заключили, что заболевание заявителя делает необходимым признание его недееспособным.

70. Власти Российской Федерации также указали, что отец заявителя перестал быть его опекуном 10 декабря 2002 г., когда орган здравоохранения утвердил решение опекунского совета. С 10 по 20 декабря 2002 г. заявитель не имел опекуна.

71. Заявитель утверждал, что решение от 26 февраля 2002 г. имело процессуальные недостатки. Заседание проводилось судьей в отсутствие заявителя и без каких-либо разъяснений по поводу того, почему психическое здоровье последнего препятствует его участию в слушании. Заявитель признал, что имел некоторые психиатрические проблемы, но не имелось данных о том, что он был агрессивным или неспособным понимать происходящее. Формирование личного убеждения по поводу его умственных способностей было существенно для судьи, принимавшего решение о восстановлении дееспособности заявителя.

72. В разбирательстве 2002 года представители заявителя просили районный суд привлечь независимый медицинский орган (комиссию экспертов из Независимой психиатрической ассоциации России) для оценки его умственных способностей. Это ходатайство было отклонено, поскольку, по мнению суда, законодательство не допускало привлечение частных лиц для проведения таких экспертиз. Однако статья 41 Закона "О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации" прямо указывала обратное. Кроме того, статья 75 ГПК РСФСР предусматривала, что экспертиза проводится экспертами соответствующих учреждений либо иными специалистами, назначенными судом.

73. Заявитель также подчеркивал, что, отклонив ходатайство о привлечении независимой комиссии экспертов, районный суд не принял мер для иной экспертизы его умственных способностей. Единственным психиатрическим учреждением Омской области являлась Омская областная психиатрическая больница, чьи действия заявитель обжаловал в данном разбирательстве и которая ранее, в 2002 году, в обращении в прокуратуру просила о признании его недееспособным. Назначение экспертов из состава персонала больницы-ответчика для оценки умственных способностей заявителя противоречило бы принципу равенства сторон.

74. Заявитель также жаловался на то, что после передачи 20 декабря 2002 г. опеки Омской областной психиатрической больнице он утратил всякую возможность пересмотра вопроса о его дееспособности.

75. Что касается существа национальных решений, заявитель напомнил, что он был полностью лишен дееспособности в соответствии со статьей 29 Гражданского кодекса, то есть исключительно потому, что имел психическое заболевание. В 2002 году суд воспроизвел заключение экспертизы 2000 года и решение о признании недееспособности, не проверив действительное психическое состояние заявителя в момент слушания. Таким образом, по мнению суда, сам по себе диагноз о психическом заболевании был достаточным для лишения заявителя всех его фундаментальных прав. Судья не рассмотрел вопроса о фактических способностях заявителя для установления того, препятствует ли его психическое состояние пониманию своих действий и руководству ими. В любом случае существующая правовая база не оставляла судье иного выбора, кроме признания заинтересованного лица полностью недееспособным. Гражданский кодекс Российской Федерации различает полную дееспособность и полную недееспособность, но не предусматривает пограничных ситуаций, кроме как для лиц, страдающих от наркотической или алкогольной зависимости.

77. Европейский Суд напоминает, что признание недееспособным может составлять вмешательство в личную жизнь заинтересованного лица (см. Постановление Европейского Суда от 5 июля 1999 г. по делу "Маттер против Словакии" (Matter v. Slovakia), жалоба N 31534/96, § 68, и Постановление Европейского Суда по делу "Штукатуров против Российской Федерации" (Shtukaturov v. Russia), жалоба N 44009/05, § 83, ECHR 2008* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 2/2009.)). В настоящем деле власти Российской Федерации не оспаривали, что признание заявителя недееспособным составляло такое вмешательство, и Европейский Суд не усматривает причин для иного вывода, особенно с учетом различных серьезных ограничений личной автономии заявителя, которые влекла эта мера.

78. В соответствии с правилом шестимесячного срока, предусмотренным статьей 35 Конвенции, Европейский Суд не может рассматривать первоначальное разбирательство о признании недееспособным, имевшее место в 2000 году. Однако Европейский Суд может рассмотреть ситуацию заявителя в соответствии со статьей 8 Конвенции, что касается его попыток добиться восстановления своей дееспособности в 2002 году (см. Решение о приемлемости жалобы по настоящему делу от 6 января 2011 г.).

79. Возникает вопрос, следует ли рассматривать невозможность пересмотра недееспособности заявителя как вмешательство государства в его права, гарантированные статьей 8 Конвенции, или с точки зрения позитивных обязательств государства, предусмотренных этим положением. В этом отношении Европейский Суд напоминает, что, если дело анализируется с точки зрения позитивного обязательства государства по принятию разумных и целесообразных мер по обеспечению прав заявителя, предусмотренных пунктом 1 статьи 8 Конвенции, или с точки зрения вмешательства публичного органа, которое должно быть оправданным в соответствии с пунктом 2 той же статьи, подлежат применению в основном одни и те же принципы. В обоих контекстах должно учитываться справедливое равновесие между конкурирующими интересами лица и общества в целом (см. Постановление Европейского Суда от 20 мая 2010 г. по делу "Олуич против Хорватии" (Oluiс v. Croatia), жалоба N 61260/08, § 46, с дополнительными отсылками). Этот подход полностью применим в настоящем деле: Европейский Суд рассмотрит вопрос о том, было ли установлено справедливое равновесие между правами, гарантированными статьей 8 Конвенции, и любым иным законным интересом, частным или публичным, который мог учитываться в разбирательстве 2002 года.

80. Европейский Суд признает, что лишение лица дееспособности и сохранение этого статуса могут преследовать ряд законных целей, таких как защита интересов лица, затронутого мерой. При принятии решения о возможности восстановления дееспособности и степени такого восстановления национальные власти имеют определенные пределы усмотрения. Именно суды страны должны оценивать предоставленные им доказательства, задача Европейского Суда заключается в проверке решений этих органов с точки зрения Конвенции (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 24 октября 1979 г. по делу "Винтерверп против Нидерландов" (Winterwerp v. Netherlands), § 40, Series A, N 33, Постановление Европейского Суда от 23 февраля 1984 г. по делу "Луберти против Италии" (Luberti v. Italy), Series A, N 75, § 27, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Штукатуров против Российской Федерации", § 67).

81. При этом пределы усмотрения государства в данном контексте зависят от двух основных факторов. Во-первых, если рассматриваемая мера имеет столь серьезные последствия для личной автономии заявителя, как в настоящем деле (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 3 ноября 2011 г. по делу "X. и Y. против Хорватии" (X. and Y. v. Croatia), жалоба N 5193/09, § 102), Европейский Суд готов подвергнуть мотивировку национальных властей несколько более серьезному контролю. Во-вторых, Европейский Суд уделяет особое внимание качеству национальной процедуры (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Штукатуров против Российской Федерации", § 91). Хотя статья 8 Конвенции не содержит прямых процессуальных требований, процесс принятия решений по поводу мер вмешательства должен быть справедливым и в качестве такового обеспечивать надлежащее уважение интересов, гарантированных статьей 8 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 26 февраля 2004 г. по делу "Гёргюлю против Германии" (Gorgulu v. Germany), жалоба N 74969/01, § 52).

(a) Процессуальные аспекты

(b) Материально-правовые аспекты

(c) Заключение

94. Европейский Суд далее рассмотрит ситуацию заявителя после 20 декабря 2002 г., когда опека была передана Омской областной психиатрической больнице (см. § 31 настоящего Постановления). Европейский Суд напоминает, что до этой даты опекун заявителя (его отец) поддерживал попытки заявителя восстановить дееспособность. Впоследствии ситуация изменилась, когда права опеки были переданы администрации больницы. Из материалов дела очевидно, что больница добивалась госпитализации заявителя и противилась его попыткам восстановить свою дееспособность. Таким образом, после 20 декабря 2002 г. заявитель не имел возможности оспаривать свой статус.

95. Впоследствии отец заявителя пытался добиться повторного признания опекуном заявителя (см. § 38 настоящего Постановления). В случае успеха он мог бы оспаривать статус заявителя. Однако эта попытка не удалась из-за решения Куйбышевского районного суда от 16 июля 2003 г., которое, по-видимому, являлось окончательным решением по этому вопросу. С этой даты заявитель стал полностью зависим от психиатрической больницы.

96. Европейский Суд напоминает свои выводы по упоминавшемуся выше делу Штукатурова, § 90, в котором он критиковал российское законодательство о недееспособности следующим образом:

"...Европейский Суд отмечает, что вмешательство в личную жизнь заявителя носило крайне серьезный характер. В результате признания недееспособным он стал полностью зависим от своего официального опекуна почти во всех сферах жизни. Более того, заявитель был признан "полностью недееспособным" на неопределенный срок, и эта мера, как показало его дело, могла быть обжалована лишь через его опекуна, возражавшего против любых попыток отменить ее...".

В настоящем деле ситуация была такой же: заявитель мог оспорить свой статус только через опекуна, который возражал против любых попыток отменить эту меру. Ситуация сохранялась не менее чем до 10 октября 2003 г., когда опекуном заявителя была назначена его дочь (см. § 40 настоящего Постановления). Неясно, желала ли она восстановить статус заявителя. Европейский Суд не имеет достаточной информации относительно разбирательства, предположительно возбужденного в 2006 году родственниками заявителя (см. § 42 настоящего Постановления). В любом случае ясно, что, по крайней мере, когда функции опекуна заявителя исполняла психиатрическая больница, заявитель не мог возбудить разбирательство для оспаривания своего статуса.

97. Европейский Суд напоминает, что в значительном большинстве дел, в которых способность лица рассуждать и действовать затронута психическим заболеванием, эта ситуация может меняться. Именно поэтому принципы правовой защиты недееспособных взрослых 1999 года (см. § 65 настоящего Постановления, принцип 14) рекомендуют периодическую переоценку состояния таких лиц. Это же требование следует из пункта 4 статьи 12 Конвенции ООН (см. § 66 настоящего Постановления). В упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты по делу "Станев против Болгарии" Европейский Суд отметил, что "на европейском уровне наблюдается тенденция к наделению недееспособных лиц прямым доступом к судам с требованием о восстановлении их дееспособности" (§ 243). В России закон не предусматривал ни автоматической проверки, ни прямого доступа к суду недееспособного лица, поэтому последний полностью зависит от своего опекуна в этом отношении (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 13 октября 2009 г. по делу "Салонтаи-Дробньяк против Сербии" (Salontaji-Drobnjak v. Serbia), жалоба N 36500/05, § 134). Если, как в настоящем деле, опекун противится проверке статуса подопечного, последний не имеет эффективного средства правовой защиты для оспаривания своего статуса. С учетом значения этого вопроса для заявителя Европейский Суд заключает, что длительная невозможность отстаивания своих прав, гарантированных статьей 8 Конвенции, несовместима с требованиями этого положения Конвенции. Соответственно, имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции.

99. Власти Российской Федерации утверждали, что права заявителя, предусмотренные статьей 5 Конвенции, не были нарушены. Что касается госпитализации заявителя в психиатрическую больницу в декабре 2002 года, власти Российской Федерации указали, что он был направлен туда участковым психиатром. После его прибытия в больницу заявитель был немедленно осмотрен дежурным врачом. В последующие 48 часов его осмотрела комиссия в составе трех психиатров. После этого обследования больница направила в суд заявление о госпитализации. Следовательно, его госпитализация запрашивалась и была санкционирована в соответствии с национальными процессуальными нормами, установленными Законом о психиатрической помощи.

100. Впоследствии его дальнейшее содержание в больнице было санкционировано в связи с состоянием его здоровья. Психическое заболевание заявителя диагностировалось много раз. Так, согласно письму Министерства здравоохранения и социального развития у заявителя была сильная шизофрения. Он не мог понимать значение своих действий или контролировать их. Иногда у него наступала ремиссия, но в отсутствие стабильного улучшения здоровья. В конце 2002 года у заявителя произошло еще одно ухудшение психического состояния. Он перестал принимать лекарства и регулярно посещать участкового психиатра. В отсутствие надлежащего медицинского наблюдения и лечения возникла угроза дальнейшего ухудшения его состояния. При таких обстоятельствах врачи в соответствии с Законом о психиатрической помощи приняли решение о недобровольной госпитализации заявителя.

101. Что касается средств правовой защиты в период, относящийся к обстоятельствам дела, власти Российской Федерации указали, что отец заявителя был отстранен от опеки над ним в соответствии с законом. Требование о дальнейшем содержании заявителя подала больница, которая с 20 декабря 2002 г. была назначена его опекуном. Разбирательство по поводу содержания заявителя в больнице было прекращено, поскольку после назначения больницы его опекуном содержание заявителя согласно национальному законодательству стало считаться добровольным. Суд первой инстанции рассмотрел дело по существу, так как у судьи отсутствовали сведения о решении опекунского совета, отстраняющего отца заявителя от опеки над ним. В соответствии с законодательством страны заявитель мог совершать действия, в том числе в судах, только через своего опекуна.

102. Заявитель утверждал, что был госпитализирован в психиатрическую больницу против своей воли и без согласия его опекуна. Его содержание в больнице в 2002 году формально было законным, но заболевание не относилось к виду и степени, делающим его содержание в больнице необходимым. Решение о госпитализации позволяет предположить, что психиатр решил госпитализировать заявителя, чтобы воспрепятствовать ему в подаче жалоб. Власти Российской Федерации не предоставили объяснения тому, почему "реформистское"* (* Вероятно, имеется в виду стремление к переустройству мира, которое часто объясняется шизофренией. Иногда на этом основании шизофрения диагностировалась у активных общественников (прим. переводчика).) поведение заявителя содержало признаки реальной угрозы дальнейшего ухудшения его состояния в случае отказа от назначенного лечения. Психиатрическое заключение больницы не рассматривало возможности принятия менее ограничительных мер, таких как амбулаторное лечение. Заявитель содержался в психиатрической больнице в течение года, и после выписки его психическое состояние по сравнению с моментом госпитализации не изменилось.

103. Заявитель отметил, что с 11 декабря 2002 г. его содержание в больнице было санкционировано временным решением о госпитализации. Однако в Определении от 5 марта 2009 г. Конституционный Суд Российской Федерации указал, что временное решение не является судебным решением с точки зрения Конституции (см. § 57 настоящего Постановления). Кроме того, в настоящем деле суд вынес решение, не заслушав заявителя или его представителя. Наконец, в соответствии с российским законодательством решение было действительно в течение пяти дней, тогда как заявитель содержался по этому временному решению по крайней мере до 20 декабря 2002 г., когда его дальнейшее содержание было санкционировано опекунским советом.

104. Что касается содержания заявителя с 20 декабря 2002 г., заявитель отметил, что формально его госпитализация стала добровольной: согласие больницы - его нового опекуна и в то же время содержащего под стражей органа - было признано достаточным в соответствии с законодательством страны для его бессрочного содержания в отсутствие судебного решения. Иными словами, он содержался на основании административного решения, которое было вынесено без учета мнения заявителя, и его возражение по поводу госпитализации было оставлено без внимания. По мнению заявителя, такое согласие не заменяло судебное решение. Следовательно, его последующее содержание было произвольным.

105. Заявитель также указал, что в соответствии с российским законодательством суды каждые шесть месяцев должны проверять, сохраняется ли необходимость в недобровольной госпитализации пациента (см. § 58 настоящего Постановления). Из объяснений властей Российской Федерации и предоставленных документов не следует, что заявитель регулярно осматривался комиссией психиатров для решения вопроса о необходимости продолжения его содержания и что, таким образом, предусмотренная национальным законодательством процедура была соблюдена в этом отношении.

106. Заявитель подчеркнул, что мог ходатайствовать о выписке из больницы только через своего опекуна. Однако поскольку содержащий под стражей орган стал опекуном заявителя в силу закона, он получил неограниченную дискрецию для решения вопроса о продолжении его содержания. Поэтому судебная проверка, предусмотренная статьей 47 Закона о психиатрической помощи, не могла рассматриваться как эффективное средство правовой защиты.

107. Что касается жалобы заявителя на нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, его содержание в психиатрической больнице может быть разделено на два периода: с 9 по 20 декабря 2002 г. и после 20 декабря 2002 г., когда больница стала его опекуном.

108. Прежде всего Европейский Суд учитывает, что сторонами не оспаривается, что содержание заявителя в психиатрической больнице составляло "лишение свободы" в значении статьи 5 Конвенции. Власти Российской Федерации также признали, что заявитель содержался против его воли, хотя впоследствии его вновь назначенный опекун одобрил эту меру.

(a) Общие принципы

(b) Период с 9 по 20 декабря 2002 г.

(c) Период после 20 декабря 2002 г.

(d) Заключение

121. Европейский Суд напоминает установленный в § 39 Постановления Европейского Суда по делу "Винтерверп против Нидерландов" принцип того, что правомерность длительного содержания лица зависит от сохранения у него психического заболевания вида или степени, требующих обязательной госпитализации. Закон о психиатрической помощи содержит сходные требования при условии, что суд должен рассматривать этот вопрос каждые шесть месяцев. Однако его положения касаются лишь тех лиц, кто госпитализирован в недобровольном порядке. С точки зрения законодательства страны, содержание заявителя было "добровольным" (см. § 53 настоящего Постановления). Таким образом, пока больница оставалась опекуном заявителя, отсутствовала возможность автоматической судебной проверки. Кроме того, сам заявитель как недееспособный не мог требовать выписки из больницы. В почти такой же ситуации Европейский Суд нашел, что невозможность пациента психиатрической больницы требовать своей выписки иначе как через опекуна, если отсутствовала периодическая судебная проверка законности его содержания, составляет нарушение требований пункта 4 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 14 февраля 2012 г. по делу "D.D. против Литвы" (D.D. v. Lithuania), жалоба N 13469/06, §§ 164 и последующие).

122. Европейский Суд заключает, что в такой ситуации заявитель не имел права "на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу...". Соответственно, имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в этом отношении.