(1).jpg)
Постановление Европейского Суда по правам человека от 1 апреля 2010 г. Дело "Гультяева (Gultyayeva) против Российской Федерации" (жалоба N 67413/01) (Пятая Секция)
Европейский Суд по правам человека
(Пятая Секция)
Дело "Гультяева (Gultyayeva)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 67413/01)
Постановление Суда
Страсбург, 1 апреля 2010 г.
По делу "Гультяева против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Пятая Секция), заседая Палатой в составе:
Пэра Лоренсена, Председателя Палаты,
Ренате Йегер,
Карела Юнгвирта,
Райта Марусте,
Анатолия Ковлера,
Мирьяны Лазаровой Трайковски,
Здравки Калайджиевой, судей,
а также при участии Клаудии Вестердик, Секретаря Секции Суда,
заседая за закрытыми дверями 9 марта 2010 г.,
вынес в указанный день следующее Постановление:
Процедура
1. Дело было инициировано жалобой N 67413/01, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданкой Российской Федерации Ниной Ивановной Гультяевой (далее - заявительница) 4 октября 2000 г.
2. Интересы заявительницы представляли юристы ПЦ "Мемориал"/ неправительственной организации Европейский центр защиты прав человека (Лондон). Власти Российской Федерации были представлены бывшими Уполномоченными Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым и В.В. Милинчук.
3. Заявительница, в частности, утверждала, что условия ее предварительного заключения составляли бесчеловечное и унижающее достоинство обращение, запрещенное статьей 3 Конвенции, что ее предварительное заключение в период с 25 октября по 4 ноября 2000 г. являлось незаконным в нарушение подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции, и что ее предварительное заключение было чрезмерно длительным в нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции.
4. 21 сентября 2004 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. 13 июня 2007 г. Европейский Суд также предложил сторонам представить дополнительные объяснения в отношении жалобы заявительницы на нарушение статьи 3 Конвенции, что касается периода ее содержания под стражей с 28 февраля по 29 марта 2000 г. В ту же дату было также решено в соответствии с пунктом 3 статьи 29 Конвенции рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.
Факты
I. Обстоятельства дела
5. Заявительница родилась в 1951 году и проживает в г. Москве.
A. Содержание заявительницы под стражей
1. Задержание заявительницы и ее содержание под стражей с 28 февраля по 2 марта 2000 г.
6. В период, относящийся к обстоятельствам дела, заявительница занимала должность начальника Управления юстиции Сахалинской области.
7. В неустановленную дату в указанном управлении началась внешняя проверка, впоследствии выявившая растрату бюджетных средств.
8. 25 февраля 2000 г. в этой связи было возбуждено уголовное дело.
9. 28 февраля 2000 г., в 8.00, заявительница привлекла адвоката.
10. 28 февраля 2000 г., в 8:30, заявительница была задержана и заключена под стражу. Будучи допрошена в качестве подозреваемой по делу, заявительница воспользовалась правом отказа от показаний и просила об освобождении под залог или под личное поручительство.
11. 29 февраля 2000 г. следователь отказал в освобождении заявительницы, указав, что согласно статье 101 Уголовно-процессуального кодекса "мера пресечения изменяется, когда это вызывается обстоятельствами дела", и что "такие обстоятельства" в деле заявительницы не усматриваются.
12. В ту же дату заявительница была освобождена от занимаемой должности.
13. 1 марта 2000 г. следователь заключил заявительницу под стражу. Постановление было утверждено заместителем прокурора Сахалинской области, который ссылался на наличие достаточных оснований полагать, что заявительница скроется от предварительного следствия или суда или воспрепятствует установлению истины по уголовному делу, или окажет влияние на свидетелей, которые являлись ее подчиненными, а также на тяжесть предъявленных обвинений.
14. Ходатайство заявительницы об освобождении с применением иной меры пресечения было рассмотрено и отклонено следователем 2 марта 2000 г.
2. Содержание заявительницы под стражей с 3 марта по 18 апреля 2000 г.
15. 6 марта 2000 г. защитник заявительницы обжаловал в суд предварительное заключение заявительницы.
16. Жалоба была рассмотрена судьей A. Южно-Сахалинского городского суда (далее - городской суд) 10 марта 2000 г. В заседании заявительница и ее адвокат поддержали свое ходатайство об освобождении заявительницы с учетом ее неудовлетворительного состояния здоровья, наличия у нее семейных связей и положительной характеристики с бывшего места работы. Судья подтвердил законность заключения заявительницы под стражу, мотивировав это решение "наличием в деле заявительницы доказательств того, что в случае освобождения она может скрыться или оказать влияние на свидетелей".
17. Как утверждает заявительница, доказательство, на которое ссылался судья А., заключалось в аудиозаписи телефонного разговора с другой подозреваемой K. Во время этого разговора K. заявила, что "в понедельник Нина Ивановна исчезнет навсегда".
18. 12 апреля 2000 г. Сахалинский областной суд (далее - областной суд), рассмотрев жалобу, оставил решение от 10 марта 2000 г. без изменения.
19. Тем временем, 7 марта 2000 г. заявительнице были предъявлены формальные обвинения в растрате и злоупотреблении должностными полномочиями. Поскольку адвокат заявительницы не мог присутствовать в отделе милиции в этот день, следственные органы назначили ей другого защитника. Однако в отсутствие своего адвоката заявительница отказалась читать и подписывать предъявленные ей обвинения.
20. 15 марта 2000 г. защитник заявительницы обжаловал постановление от 7 марта 2000 г. в суде, утверждая, что право заявительницы на защиту было нарушено. Он также просил суд освободить заявительницу до суда.
21. 4 апреля 2000 г. судья А. городского суда оставил жалобу без рассмотрения, указав, что доводы представителя заявительницы были уже рассмотрены и отклонены судами во время первого рассмотрения вопроса о содержании заявительницы под стражей.
22. 3 мая 2000 г. областной суд отменил указанное постановление и прекратил разбирательство по жалобе от 15 марта 2000 г. Суд, в частности, отметил, что заявительница не лишена возможности обжаловать предполагаемое нарушение ее права на защиту в рамках судебного разбирательства.
3. Содержание заявительницы под стражей с 19 апреля по 20 июня 2000 г.
23. 19 апреля 2000 г. областной прокурор продлил срок содержания заявительницы под стражей до 25 июня 2000 г. на том основании, что, находясь на свободе, она может скрыться или оказать давление на свидетелей.
24. 17 мая 2000 г. заявительница обжаловала это постановление в суде и просила об освобождении. Она, в частности, утверждала, что не может препятствовать расследованию или оказывать влияние на свидетелей, поскольку проверка окончилась 13 апреля 2000 г. Заявительница также ссылалась на неудовлетворительные условия ее содержания под стражей и ухудшение здоровья.
25. 25 мая 2000 г. судья А. городского суда отклонил жалобу заявительницы как необоснованную, сославшись на тяжесть предъявленных обвинений, "сведения о личности заявительницы" и "наличие в деле заявительницы данных о том, что она может скрыться или оказать влияние на свидетелей в случае освобождения". Судья также отметил, что следственные органы представили медицинское заключение, свидетельствующее о том, что заявительница в лечении не нуждается.
26. В своей жалобе на решение от 25 мая 2000 г. заявительница, в частности, указала, что судья А. должен был быть отстранен от рассмотрения вопроса о ее содержании под стражей, поскольку этот судья уже рассматривал и отклонил ее ходатайства об освобождении в двух предыдущих случаях.
27. 25 июня 2000 г. областной суд оставил решение от 25 мая 2000 г. без изменения. В отношении довода заявительницы по поводу судьи А. суд отметил, что законодательство страны позволяет судье неоднократно рассматривать вопрос о законности содержания под стражей.
28. 30 мая 2000 г. заместитель прокурора Сахалинской области отклонил ходатайство заявительницы об освобождении.
29. 2 июня 2000 г. заявительнице были предъявлены дополнительные обвинения, связанные с растратой, злоупотреблением должностными полномочиями и подлогом.
30. 13 июня 2000 г. предварительное следствие было окончено, и заявительница и ее защитник начали знакомиться с материалами дела.
4. Содержание заявительницы под стражей с 21 июня по 24 августа 2000 г.
31. 21 июня 2000 г. областной прокурор продлил срок содержания заявительницы под стражей до 10 августа 2000 г.
32. Заявительница обжаловала постановление прокурора, указывая, что она не могла препятствовать установлению истины или оказывать влияние на свидетелей, поскольку следствие уже окончено. Она также ссылалась на неудовлетворительное состояние здоровья.
33. 24 июля 2000 г. судья B. городского суда отклонил жалобу заявительницы, указав, что ее содержание под стражей "соответствовало закону" с учетом тяжести обвинений и сведений о личности заявительницы. Судья также учел медицинские справки, представленные защитником заявительницы, а также вышеупомянутое медицинское заключение, представленное следственным органом, и нашел утверждения заявительницы о том, что состояние ее здоровья являлось неудовлетворительным, необоснованными.
34. 13 сентября 2000 г. областной суд, рассмотрев жалобу, оставил указанное решение без изменения. Суд отметил, что заявительница обвиняется в тяжком преступлении, и одна лишь тяжесть обвинения, согласно статье 96-2 Уголовно-процессуального кодекса, оправдывает сохранение избранной меры пресечения.
35. 8 августа 2000 г. адвокат заявительницы подал жалобу на следователя, в которой просил суд назначить стационарное обследование заявительницы независимым медицинским органом.
36. 15 августа 2000 г. судья B. городского суда пришел к выводу о неподведомственности жалобы судам, указав, что она относится к компетенции прокурора. 25 октября 2000 г. областной суд, рассмотрев жалобу, оставил указанное решение без изменения.
37. Тем временем, 7 августа 2000 г. областной прокурор продлил срок содержания заявительницы под стражей до 25 августа 2000 г.
38. 15 августа 2000 г. заявительница обжаловала решение прокурора. Ее жалоба была передана судье А. городского суда.
39. Заявительница предъявила требование об отводе судьи. 18 августа 2000 г. судья А. отклонил отвод.
40. В заседании 21 августа 2000 г. заявительница и ее защитник указывали, что предварительное следствие окончено, в связи с чем следственные органы не имеют оснований полагать, что заявительница может скрыться или воспрепятствовать установлению истины. Кроме того, заявительница не представляла угрозы для общества и страдала от различных медицинских проблем, которые требовали надлежащего лечения.
41. Заслушав стороны, судья А. установил, что заявительница должна оставаться под стражей в связи с тяжестью предъявленных обвинений и угрозой того, что она может скрыться. Судья также отклонил жалобу заявительницы на состояние здоровья как необоснованную. 13 сентября 2000 г. областной суд, рассмотрев жалобу, оставил указанное решение без изменения.
42. 23 августа 2000 г. следователь отказал в освобождении заявительницы, сославшись на отсутствие оснований, в связи с которыми ее содержание под стражей перестало быть необходимым.
5. Содержание заявительницы под стражей с 25 августа по 25 октября 2000 г.
43. 25 августа 2000 г. дело заявительницы было направлено для рассмотрения в городской суд.
44. 4 сентября 2000 г. судья K. городского суда возвратил дело для дополнительного расследования и указал, что мера пресечения, избранная заявительнице, должна оставаться без изменения с учетом тяжести обвинений.
45. Заявительница обжаловала указанное решение в части ее содержания под стражей.
46. 25 октября 2000 г. областной суд отклонил жалобу.
47. Тем временем, 22 августа 2000 г. заместитель генерального прокурора санкционировал содержание заявительницы под стражей до 25 октября 2000 г. Это постановление было вручено заявительнице 15 сентября 2000 г.
48. 17 сентября 2000 г. заявительница обжаловала продление срока ее содержания под стражей в городской суд, в частности, указав, что она не была уведомлена о постановлении от 22 августа 2000 г. своевременно.
49. В заседании 25 сентября 2000 г. заявительница также ссылалась на неудовлетворительное состояние ее здоровья и отсутствие оснований полагать, что она может скрыться или воспрепятствовать следствию, которое уже окончилось. Ее доводы были рассмотрены и отклонены как необоснованные. Признав, что постановление от 22 августа 2000 г. не было вручено заявительнице своевременно, суд пришел к выводу о том, что этот факт не затрагивает законной силы постановления о продлении срока содержания под стражей или законности содержания заявительницы под стражей. Соответственно, он принял решение о продлении срока содержания под стражей заявительницы, сославшись на тяжесть предъявленных ей обвинений. 25 октября 2000 г. областной суд оставил решение суда первой инстанции без изменения.
50. 16 октября 2000 г. заявительница просила следователя освободить ее.
51. 17 октября 2000 г. следователь уведомил заявительницу о том, что основания для ее освобождения отсутствуют.
52. 20 октября 2000 г. дело было вновь передано в городской суд для рассмотрения по существу.
6. Содержание заявительницы под стражей с 26 октября 2000 г. по 6 февраля 2001 г.
53. 4 ноября 2000 г. судья K. городского суда назначил слушание по делу заявительницы и указал, что "с учетом тяжести предъявленных [заявительнице] обвинений избранная ей мера пресечения должна быть оставлена без изменений". В решении не указывался срок содержания заявительницы под стражей и отсутствовали ссылки на иные основания законности ее содержания под стражей.
54. 17 ноября 2000 г. заявительница обжаловала указанное решение в части содержания ее под стражей. Она утверждала, что с 25 октября 2000 г., когда срок ее содержания под стражей истек, по 4 ноября 2000 г. ее содержание под стражей не было предусмотрено национальным законодательством. Она также жаловалась на то, что суд игнорировал ее доводы относительно состояния ее здоровья.
55. 13 декабря 2000 г. областной суд отклонил жалобу заявительницы, придя к выводу о том, что ее содержание под стражей являлось законным. Суд указал, что заявительница обвинялась в совершении тяжких преступлений и могла содержаться под стражей на одном лишь основании тяжести этих преступлений. Что касается довода заявительницы о ее содержании под стражей с 25 октября по 4 ноября 2000 г., суд отметил, что дело заявительницы вместе с обвинительным заключением было передано в суд 20 октября 2000 г., до того как срок ее содержания под стражей истек. Соответственно, по мнению суда, требования законодательства, регулирующие сроки содержания под стражей в период предварительного следствия, в отношении заявительницы были соблюдены. Суд также указал, что после передачи дела в суд первой инстанции решение последнего было принято своевременно, как это предусмотрено статьей 223-1 Уголовно-процессуального кодекса.
56. Городской суд также отклонил ходатайства заявительницы об освобождении 22 и 29 декабря 2000 г. и 9 января 2001 г. со ссылкой на отсутствие каких-либо "новых оснований для изменения избранной [заявительнице] меры пресечения".
B. Осуждение заявительницы и отбытие ею наказания
57. 6 февраля 2001 г. Южно-Сахалинский городской суд в составе судьи K. и двух народных заседателей признал заявительницу и другую сообвиняемую виновными в растрате, подлоге и злоупотреблении должностными полномочиями и приговорил ее к шести годам и шести месяцам лишения свободы и конфискации имущества.
58. 23 мая 2001 г. Сахалинский областной суд оставил в силе приговор, исключив обвинения заявительницы по трем эпизодам в связи с истечением срока давности.
59. Впоследствии заявительница безуспешно требовала пересмотра дела в порядке надзора.
60. 30 сентября 2002 г. заявительница была освобождена условно-досрочно.
C. Условия содержания под стражей
1. Содержание под стражей в изоляторе временного содержания Управления внутренних дел г. Южно-Сахалинска
(a) Версия заявительницы относительно фактов
61. Как утверждает заявительница, с 28 февраля по 29 марта 2000 г. она содержалась в изоляторе временного содержания Управления внутренних дел г. Южно-Сахалинска ("ИВС"). В подтверждение своей версии заявительница приложила письма властей, датированные 10 и 22 марта 2000 г., соответственно, направленные по адресу ИВС.
62. Заявительница подтвердила изложенную ниже версию письменными показаниями одной из ее бывших сокамерниц.
63. ИВС располагался в подвале помещения Управления внутренних дел. После ее задержания заявительница была помещена в камеру размером приблизительно 3 х 2,5 м и 2,5 м высотой. В камере отсутствовали окна, в связи с чем отсутствовало естественное освещение и не поступал свежий воздух. Температура в ней не превышала +12°C. Имелись железная раковина и кран с холодной водой, но напор воды был весьма слабым. Унитаз или иное оборудование в камере отсутствовали, и заявительница должна была использовать раковину. В камере были мыши, крысы, вши и тараканы.
64. Заявительнице не было разрешено взять с собой туалетные принадлежности или смену одежды. Она не имела постельного белья и должна была спать на деревянных нарах. В первые два дня ее содержания под стражей заявительница не получала никакой пищи или питьевой воды.
65. Вечером 29 февраля 2000 г. заявительница была переведена в другую камеру, в которой находились четыре других заключенных. Условия в этой камере были аналогичны изложенным выше. Окна отсутствовали, и камера освещалась единственной лампой мощностью в 40 ватт. Все заключенные, кроме заявительницы, курили, но камера проветривалась только раз в неделю, когда заключенные пользовались душем.
66. В камере находился большой алюминиевый резервуар, вмещавший 80-100 литров воды. Этот резервуар, не имевший крышки, использовался сокамерницами как туалет. Они закрывали его сверху куском ткани, чтобы уменьшить запах. Каждый вечер заключенные выносили резервуар из камеры в общий туалет и по очереди мыли его с помощью шланга холодной водой. Резервуар никогда не дезинфицировался.
67. Заявительница не получала постельных принадлежностей, пока семья не передала ей их через две недели, и спала на дощатых нарах. Заключенные могли пользоваться душем не чаще, чем раз в неделю; они не получали мыла или иных туалетных принадлежностей или смены белья. В течение всего периода ее содержания под стражей в ИВС заявительницу ни разу не выводили на прогулку в связи с отсутствием необходимой инфраструктуры.
68. Заявительнице разрешалось получать передачи от своих родственников, но, как она утверждает, она почти не могла есть в связи с желудочно-кишечными проблемами и из-за неудовлетворительных санитарных условий в камере. Заявительница, страдавшая сердечными, желудочно-кишечными и гинекологическими заболеваниями, не могла получать от своих родственников лекарства, которые она принимала до заключения под стражу, в связи с чем состояние ее здоровья ухудшилось. С 23 по 26 марта 2000 г., после жалобы заявительницы на обострение остеохондроза, администрация ИВС вызвала "скорую помощь", и заявительнице сделали обезболивающие уколы.
69. 7 марта 2000 г. представитель заявительницы обратился в областную прокуратуру с требованием о переводе заявительницы в отдельную камеру.
70. Письмом от 13 марта 2000 г. областной прокурор дал указание начальнику областного Управления внутренних дел удовлетворить это требование.
(b) Версия властей Российской Федерации относительно фактов
71. В своих дополнительных объяснениях от 7 сентября 2007 г. власти Российской Федерации утверждали, что на всем протяжении периода ее содержания под стражей заявительница содержалась в следственном изоляторе ИЗ-62/1. Они, соответственно, не представили информации относительно предполагаемого содержания заявительницы под стражей в ИВС.
2. Содержание под стражей в следственном изоляторе ИЗ-62/1
72. Стороны не пришли к согласию относительно точной продолжительности содержания заявительницы в следственном изоляторе ИЗ-62/1 (впоследствии ИЗ-65/1) в Южно-Сахалинске (СИЗО-62/1, далее - ИЗ-62/1) и условий ее содержания под стражей.
73. Как утверждает заявительница, 29 марта 2000 г. она была переведена в ИЗ-62/1, в котором пребывала до 30 сентября 2002 г. Заявительница подтвердила свою версию условий изолятора письменными показаниями двух ее бывших сокамерниц, датированными 28 февраля 2001 г. и 7 декабря 2007 г.
74. В своих объяснениях от 15 декабря 2004 г. власти Российской Федерации указывали, что заявительница содержалась в ИЗ-62/1 с 29 марта 2000 г. по 29 сентября 2002 г. В своих дополнительных объяснениях от 7 сентября 2007 г. власти Российской Федерации отмечали, что с 28 февраля по 29 марта 2000 г. и с 29 марта 2000 г. по 30 сентября 2002 г. заявительница содержалась в ИЗ-62/1.
75. В первоначальных объяснениях власти Российской Федерации основывали свою версию условий содержания заявительницы под стражей на ряде справок, выданных начальником ИЗ-62/1 3 ноября 2004 г. В своих дополнительных объяснениях в ответ на требование Европейского Суда о подтверждении описания условий содержания заявительницы под стражей документальными доказательствами, относящимися к периоду, когда она содержалась в ИЗ-62/1, власти Российской Федерации представили ряд справок, выданных начальником изолятора 21 августа 2007 г., письменные объяснения от 17 августа 2007 г. ряда надзирателей, служивших в ИЗ-62/1 в период, относящийся к обстоятельствам дела, копию медицинской карты заявительницы и фотографии камер, в которых содержалась заявительница. В справках либо описывались современные условия камер, в которых содержалась заявительница, либо раскрывались различные аспекты содержания заявительницы под стражей в соответствующий период. Письменные объяснения надзирателей касались условий содержания заявительницы под стражей в соответствующий период. Медицинская карта являлась единственным документом, составленным в период содержания заявительницы под стражей. В ней излагалась история болезни заявительницы в период пребывания в ИЗ-62/1.
(a) Общие условия
76. Как утверждала заявительница, с 29 марта по начало мая 2000 г. она содержалась в камере N 53, затем она была переведена в камеру N 47, где провела три месяца, в начале августа 2000 г. она была помещена в камеру N 020, где оставалась до середины октября 2000 г., затем она находилась в течение полутора месяцев в камере N 49, и с ноября 2000 г. до 30 сентября 2002 г. она находилась в камере N 54. Власти Российской Федерации оспаривали это утверждение. Одна из справок от 21 августа 2007 г., представленных ими, указывала, что с 29 марта до 29 мая 2000 г. заявительница содержалась в камере N 49, с 29 мая до 29 июня 2000 г. она содержалась в камере N 020, и с последней даты до 30 сентября 2002 г. она содержалась в камере N 54.
77. Как утверждала заявительница, камера N 53, имевшая площадь приблизительно 24 кв. м, имела 3 м в высоту. Она была рассчитана на 10 заключенных. Кроме заявительницы в этой камере находилось пять заключенных. Камера N 47, также имевшая площадь приблизительно 24 кв. м, была рассчитана на 10 заключенных. В ней содержались девять заключенных. В камере N 020 размером около 8 кв. м, рассчитанной на четырех заключенных, заявительница содержалась с одной сокамерницей. Камера N 49 (площадь 20 кв. м) была рассчитана на 10 заключенных. Заявительница содержалась в ней с одной сокамерницей. В камере N 54 (площадь 14 кв. м) заявительница содержалась с одной сокамерницей.
78. Как утверждали власти Российской Федерации, камера N 49 имела площадь от 24,6 кв. м, как указано в справке от 3 ноября 2004 г., до 26 кв. м, как указано в справке от 21 августа 2007 г. Камера рассчитана на семь заключенных, тогда как заявительница содержалась в этой камере с пятью сокамерницами. Камера N 020 имела размер 8 кв. м и рассчитана на двух заключенных. Согласно объяснениям властей Российской Федерации заявительница содержалась там одна. Камера N 54 имела площадь от 14 кв. м, согласно справке от 3 ноября 2004 г. - до 15,1 кв. м, как указано в справке от 21 августа 2007 г. В этой камере, рассчитанной на четырех заключенных, заявительница содержалась с одной сокамерницей.
79. Как утверждает заявительница, в каждой камере, где она содержалась, имелось одно окно. В камере N 53 окно размером приблизительно 1 х 1,4 м было частично застеклено и частично закрыто фанерой и всегда было закрыто, поэтому естественная вентиляция отсутствовала. В камерах N 47, 020 и 49 окна не были застеклены, тогда как в камере N 54 окно, также размером 1 х 1,4 м, было застеклено только частично. Заявительница утверждала, что в период ее содержания под стражей в камере N 49 администрация изолятора систематически отказывалась принять от ее мужа стекло для окна и застеклила окно только в середине ноября 2000 г., после многочисленных жалоб заявительницы в областную прокуратуру. Как утверждала заявительница, окна в каждой камере были закрыты металлической решеткой с "ресничками", представляющими собой металлические полосы, закрывающие решетку* (* Ранее сообщалось о форме "ресничек" в виде металлических полос с острыми краями, закрепленных на сетке (прим. переводчика).). Снаружи окна закрывались деревянными щитами, и, соответственно, только отраженный дневной свет мог проникать внутрь. Каждая камера была освещена одной лампой мощностью в 60 ватт.
80. Власти Российской Федерации утверждали, что в течение всего периода содержания заявительницы под стражей окна во всех камерах были застеклены и никогда не закрывались фанерой. Размер окон - 1,4 х 1 м в камерах N 49 и 54, и 0,8 х 0,8 м в камере N 020 - был достаточным для того, чтобы дневной свет позволял заключенным читать. Каждое окно имело отдушину, которая обеспечивала надлежащую естественную вентиляцию камер. Как утверждали власти Российской Федерации, ставни были сняты с окон в период с января по март 2003 г. Что касается искусственного освещения, власти Российской Федерации утверждали, что каждая камера была освещена лампой мощностью от 75 до 100 ватт и лампой мощностью в 25 ватт ночью.
81. Как утверждает заявительница, она была единственной некурящей в камерах, где все остальные заключенные курили. В камерах отсутствовала механическая вентиляция. Камеры были сырыми, с бетонными полами. Зимой температура в камерах не превышала +12°C, тогда как летом внутри было удушающее жарко, и температура достигала +24...+26°C. Согласно объяснениям властей Российской Федерации каждая камера была оборудована механической вентиляцией, и средняя температура поддерживалась на уровне +20-22°C при влажности 55,3%. Они ссылались на акт, содержавший результаты измерений 17 августа 2007 г. температуры и влажности в камерах N 49, 020 и 54 ИЗ-65/1. Акт был составлен региональным органом гигиены и эпидемиологии, в нем указывалось, что температура в камерах колеблется в пределах от +23,5 до +23,9°C при уровне влажности от 54,4 до 58,4%. Власти Российской Федерации признали, что, по крайней мере, часть времени заявительница находилась в камере с курящими, но настаивали на том, что она не претерпела серьезных страданий в этой связи, поскольку высота камеры составляла 3 м и имелась естественная и механическая вентиляция. Они также указывали, что 29 мая 2000 г., по требованию заявительницы, она была переведена в камеру N 020, где она содержалась одна, а через месяц была переведена в камеру N 54, где она содержалась с некурящей.
82. Сторонами не оспаривалось, что каждая камера была оборудована раковиной и унитазом, что холодная вода была доступна круглосуточно, и что заключенные также регулярно обеспечивались питьевой водой. Власти Российской Федерации также указывали, что заключенные ежедневно получали горячую воду для гигиенических целей. Что касается туалета, заявительница утверждала, что он не имел системы смыва, и заключенные промывали его водой из ведра. Власти Российской Федерации указывали, что туалет в камерах N 49, 020 и 54 имел систему смыва, которая наполнялась водопроводной водой из крана. Заявительница также утверждала, что в течение периода ее содержания под стражей в камере N 54 туалет не дезинфицировался ни разу.
83. Как утверждает заявительница, унитаз был отделен перегородкой от раковины, но не от жилой зоны и обеденного стола. Попытки заключенных отделить туалет с помощью занавесок, сделанных из простыней, пресекались администрацией изолятора. Согласно объяснениям властей Российской Федерации санитарное оборудование было отделено от жилой зоны перегородкой, имевшей высоту 1 м и обеспечивавшей уединение. Фотографии свидетельствуют о том, что унитаз отделен от жилой зоны толстой перегородкой, и что в камерах N 49 и 54 также имеется занавеска перед унитазом.
84. Как утверждает заявительница, камеры были переполнены тараканами, мышами и крысами. Власти Российской Федерации указывали, что все камеры дезинфицировались дважды в месяц в летнее время и раз в месяц зимой.
85. Стороны не оспаривали того факта, что на всем протяжении периода содержания заявительницы под стражей в ИЗ-62/1 она имела личное спальное место. Как утверждает заявительница, ей выдали матрац, хотя и плохого качества, и ей было разрешено пользоваться собственным теплым одеялом, подушкой и постельным бельем. Власти Российской Федерации настаивали на том, что администрация изолятора предоставила заявительнице постельные принадлежности, включая матрац, подушку, полушерстяное одеяло, три простыни, две наволочки и полотенце, и что она расписалась за них в журнале обеспечения заключенных постельными принадлежностями. Они не представили документа, на который ссылались. В справке от 21 августа 2007 г. указывалось, что соответствующая документация не может быть предоставлена, поскольку срок для ее хранения не превышает пяти лет. Как утверждали власти Российской Федерации, постельное белье заменялось еженедельно.
86. Стороны также не оспаривали того, что заявительница могла принимать душ еженедельно в течение 30 минут. Заявительница утверждала, однако, что она должна была мыться совместно с 10-15 другими заключенными, используя умывальники в комнате размером 4 х 4 м, которая примыкала к другому помещению размером 2 х 2 м. Последнее помещение было оборудовано двумя душами. Как она утверждала, заключенным выдавалось по 50 граммов мыла в неделю.
87. Как утверждает заявительница, заключенным разрешалась прогулка менее чем раз в день в течение 30-60 минут. В период ее содержания под стражей в камере N 53 ее выводили на прогулку два или три раза во двор размером приблизительно 2,5 х 2,5 м. В то же время от семи до десяти заключенных гуляли во дворе. Каждая прогулка продолжалась около 30 минут. Власти Российской Федерации утверждали, что заявительница имела возможность гулять ежедневно в течение двух часов в дневное время.
88. Как утверждает заявительница, пищи было недостаточно, и она имела неудовлетворительное качество, но администрация изолятора разрешала получать от родственников только хлеб и мучные продукты, сахар и чай. Она не могла получать молочные продукты, рыбу, мясо или соки, в которых, как утверждает заявительница, она нуждалась с учетом ее желудочно-кишечных проблем, или любые иные продукты, такие как джем или мед. Как утверждали власти Российской Федерации, заявительница, как и все другие заключенные, получала питание три раза в день и получала сбалансированный рацион. В частности, она получала ежедневно 100 г злаковых, 20 г лапши, 100 г мяса, 100 г рыбы, 10 г жиров, 15 г растительного масла, 30 г сахара, 500 г картофеля, 250 г овощей и 550 г хлеба. В справке от 21 августа 2007 г. указано, что соответствующая документация не может быть предоставлена в связи с ее уничтожением.
(b) Медицинская помощь
i. Объяснения сторон относительно фактов
89. Как утверждает заявительница, до ее заключения под стражу она страдала от сердечных, желудочно-кишечных и гинекологических заболеваний. Она ссылалась на медицинские документы, подтверждающие, что она проходила лечение в отношении этих заболеваний в 1990-х годах. В частности, в справке, выданной в марте 2000 г., указывалось, что в ноябре-декабре 1999 г. заявительнице был поставлен диагноз: "повышенное кровяное давление и ишемическая болезнь сердца", в справке от 20 декабря 2000 г. подтверждалось, что желчный пузырь заявительницы был удален в 1991 году. Имеется также справка о том, что заявительнице был поставлен диагноз: "гистеромиома".
90. Заявительница также утверждала, что состояние ее здоровья ухудшилось в период содержания под стражей. В частности, она страдала гастритом, конъюнктивитом, миопией и приобрела лицевое дерматологическое заболевание - демодикоз. Заявительница приложила выписку из своей медицинской карты, датированную 18 апреля 2005 г., и медицинские документы от 26 февраля и 22 июня 2006 г., подтверждающие наличие этих заболеваний. Как утверждает заявительница, в период содержания под стражей она неоднократно жаловалась властям на неудовлетворительное состояние здоровья и просила о независимом медицинском обследовании. Она представила копии своих письменных обращений в различные органы.
91. В частности, 6 апреля 2000 г. заявительница просила начальника ИЗ-62/1 назначить независимое медицинское обследование.
92. 24 апреля 2000 г. заявительница жаловалась областному прокурору на то, что медицинское обследование, проведенное в ИЗ-62/1, являлось неадекватным, что у нее отняли ее лекарства, и что власти не провели независимое медицинское обследование. Она также жаловалась на то, что она находилась в камере с девятью другими заключенными, которые являлись курящими, и что хотя камеры были переполнены тараканами, администрация изолятора не принимала мер к их устранению.
93. Письмом от 10 мая 2000 г. областная прокуратура уведомила заявительницу о правилах, согласно которым лекарства, назначенные подозреваемым, должны храниться у дежурного и приниматься пациентами в его присутствии. Что касается требования заявительницы о назначении независимого медицинского обследования, в письме указывалось, что власти не обязаны делать это. Наконец, заявительнице было предложено направлять ее жалобы на санитарные условия в камере администрации ИЗ-62/1 или руководству управления исполнения наказаний.
94. В своей жалобе от 17 мая 2000 г. на продление срока предварительного заключения (см. § 24 настоящего Постановления) заявительница ссылалась, в частности, на неудовлетворительные условия ее содержания под стражей, указав, что она содержится в плохо освещенной камере вместе с курящими, что ее зрение ухудшилось, ее лекарства изъяты, и что она не получает адекватное лечение, и ей было отказано в независимом медицинском обследовании.
95. 22 мая 2000 г. заявительница направила еще одну жалобу областному прокурору, в которой она вновь упомянула уклонение властей от назначения ее независимого медицинского обследования и жаловалась на ухудшение ее зрения, высокое кровяное давление и обострение ее заболеваний.
96. В мае - июле 2000 г. заявительница страдала от воспалительного заболевания лица, которое, как она утверждала, являлось демодикозом. Согласно ее объяснениям лечение, которое ей назначили врачи изолятора, являлось неэффективным. 13 и 14 июня 2000 г. заявительница направила жалобы начальнику областного управления исполнения наказаний и областному прокурору, в которых указывала, что нуждается в неотложном профессиональном лечении ее острого заболевания лица, которое не могло осуществляться в изоляторе, и просила об осмотре специалистами в связи с этим заболеванием или о направлении в больницу на стационарное лечение.
97. 3 августа 2000 г. заявительница жаловалась в письменной форме начальнику ИЗ-62/1 на отсутствие адекватной медицинской помощи в связи с сердечным заболеванием и на то, что шприцы, переданные родственниками, были у нее изъяты. Она также упоминала, что камера, в которой она содержится, никогда не проветривалась.
98. 2 ноября 2000 г. заявительница, со ссылкой на ее сердечные, желудочно-кишечные и гинекологические заболевания и ухудшение здоровья во время содержания под стражей, просила Южно-Сахалинский городской суд назначить независимое медицинское обследование. 12 ноября 2000 г. заявительница направила аналогичное требование начальнику ИЗ-62/1.
99. 17 ноября 2000 г. начальник ИЗ-62/1 направил письменное обращение в городской суд с просьбой разрешить независимое медицинское обследование заявительницы.
100. Как утверждает заявительница, несмотря на многочисленные требования, она не получала надлежащего лечения, и ее лекарства были изъяты администрацией изолятора. Весной 2001 г. администрация изолятора приняла от родственников заявительницы лекарства для лечения сердечных заболеваний и одноразовые шприцы. Однако, как утверждает заявительница, она стала получать инъекции только осенью 2001 г., после ее многочисленных жалоб властям. Согласно объяснениям властей Российской Федерации все лекарства, полученные администрацией изолятора от родственников заявительницы, были переданы заявительнице, за исключением лекарств для инъекций и шприцов.
ii. Информация из медицинской карты заявительницы
101. Копия медицинской карты заявительницы, заведенной в период ее содержания под стражей в ИЗ-62/1, представленная властями Российской Федерации, содержит следующие сведения.
102. 29 марта 2000 г., по прибытии заявительницы в изолятор, она прошла медицинское обследование, которое установило, что она здорова. Во время обследования заявительница указала, что ее желчный пузырь удален, и жаловалась на боль в пояснице. Она не имела других жалоб.
103. 31 марта 2000 г. дежурный парамедик посетил заявительницу в камере по ее просьбе. Он измерил кровяное давление заявительницы.
104. 7 апреля 2000 г., по жалобе заявительницы на слабую головную боль и некое кровотечение из ушей, она была осмотрена терапевтом, и ей был поставлен диагноз "вегетативно-сосудистая дистония". Заявительнице было назначено и проведено лечение.
105. 12 апреля 2000 г. заявительница была принята начальником санчасти ИЗ 62/1 в связи с ее жалобами на изъятие лекарств. Некоторые лекарства были ей возвращены. Начальник санчасти также измерил кровяное давление заявительницы.
106. 19 апреля 2000 г. заявительница была осмотрена медицинской комиссией центральной больницы управления исполнения наказаний в составе терапевта и хирурга. Она жаловалась на боль в правой подреберной области и запор. Заявительнице был поставлен диагноз "дискинезия желчных путей" и назначены обезболивающие лекарства. Ее общее состояние здоровья было признано удовлетворительным.
107. 24 апреля 2000 г. заявительнице было измерено кровяное давление.
108. 12 мая 2000 г. заявительница отказалась от гинекологического осмотра гинекологом из городской акушерско-гинекологической больницы, ссылаясь на некомпетентность врача. Она настаивала на независимом гинекологическом обследовании, а также на осмотре дерматологом и офтальмологом.
109. В ту же дату заявительница была осмотрена начальником офтальмологического отделения областной больницы, ей был поставлен диагноз "слабая миопия" и выписаны очки.
110. 16 мая 2000 г. заявительница была осмотрена дежурным парамедиком в связи с воспалением на ее лице. Ей был поставлен диагноз "аллергический дерматит" и назначены антигистаминные таблетки и мазь.
111. На следующий день заявительница была осмотрена психиатром в связи с жалобами на бессонницу, зуд и высыпание на лице. Врач заключил, что она "практически здорова".
112. 22 мая 2000 г. заявительница была осмотрена дежурным парамедиком в связи с ее жалобами на тошноту, слабость и прострелы в области сердца. Ей был поставлен диагноз "предположительный кардионевроз" и назначено соответствующее лечение.
113. 26 мая 2000 г. по жалобе заявительницы на невозможность участия в судебном заседании, назначенном на этот день, в связи с неудовлетворительным физическим состоянием она была осмотрена терапевтом, который заключил, что она здорова.
114. 28 мая 2000 г. заявительница была осмотрена дерматологом в связи с ее жалобой на высыпание на лице. Ей был поставлен диагноз "аллергический дерматит" и назначены антигистамины, витамины и мази.
115. 29 мая 2000 г. заявительница была осмотрена терапевтом, который поставил ей диагноз "предположительный остеохондроз и предклимактерический синдром" и назначил соответствующее лечение.
116. 5 июня 2000 г. заявительница была осмотрена начальником санчасти ИЗ-62/1, который заключил, что ее дерматологическое состояние является удовлетворительным.
117. На следующий день заявительница была осмотрена дерматологом, который также подтвердил, что она здорова.
118. 21 июня 2000 г. заявительница беседовала с начальником санчасти ИЗ-62/1 относительно выдачи лекарств для лечения сердечного заболевания, переданных заявительнице ее родственниками. Заявительнице было предложено пройти электрокардиографическое обследование, необходимое для назначения этого лекарства, но она отказалась от обследования, сославшись на устарелое оборудование.
119. 22 июня 2000 г. заявительница была осмотрена руководителем медицинского центра "Целитель", который заключил, что заявительница страдает от предклимактерического синдрома, и предложил ей пройти лечение гормональными лекарствами.
120. 12 июля 2000 г. заявительница была осмотрена терапевтом, который поставил ей диагноз "грипп" и назначил соответствующее лечение.
121. 9 августа 2000 г. заявительница была осмотрена терапевтом, который установил постхолецистэктомический синдром. Он назначил соответствующее лечение.
122. 30 августа 2000 г. заявительница была осмотрена дежурным парамедиком, поскольку она объявила голодовку с 25 августа 2000 г. Парамедик взвесил заявительницу и измерил ее кровяное давление. Ее физическое состояние было признано удовлетворительным.
123. 13 октября 2000 г. терапевт осмотрел заявительницу, измерил ее кровяное давление и по требованию заявительницы назначил ей лекарства, переданные ее родственниками.
124. 26 октября 2000 г. заявительница была осмотрена терапевтом, и ей был поставлен диагноз "грипп". Было назначено соответствующее лечение.
125. 14 ноября 2000 г. заявительница была осмотрена дежурным парамедиком в связи с ее жалобой на головную боль и слабость. Парамедик установил, что она страдает от вегетативно-сосудистой дистонии и рекомендовал соответствующее лечение.
126. 28 декабря 2000 г. терапевт поставил заявительнице диагноз "острый ларинготрахеит" и назначил соответствующее лечение.
127. 18 января 2001 г. заявительницу посетил и осмотрел терапевт в связи с фарингитом и вегетативно-сосудистой дистонией.
128. 8 февраля 2001 г. заявительница была осмотрена терапевтом, который поставил ей диагноз "острый трахеобронхит" и назначил соответствующее лечение.
129. 13 февраля 2001 г. заявительницу посетил и осмотрел терапевт в связи с затянувшимся трахеитом. 15 февраля 2001 г. терапевт вновь осмотрел заявительницу и рекомендовал продолжение лечения.
130. 6 марта 2002 г. заявительница была осмотрена терапевтом, который поставил диагноз "фолликулярный тонзиллит". Было назначено соответствующее лечение. 10 марта 2002 г. ее посетил дежурный парамедик, который рекомендовал продолжение лечения.
131. В период содержания под стражей в следственном изоляторе ИЗ-62/1 заявительница шесть раз проходила флюорографическое обследование, которое не выявило патологии.
D. Арест квартиры заявительницы
132. 3 марта 2000 г. следователь наложил арест на квартиру заявительницы до суда.
133. 16 марта 2000 г. заместитель областного прокурора отклонил жалобу заявительницы на постановление следователя.
134. 28 июля 2000 г. заявительница обратилась в суд, указав, что данная квартира является единственным жильем ее семьи, и, соответственно, не может быть конфискована.
135. 8 августа 2000 г. Южно-Сахалинский городской суд удовлетворил жалобу заявительницы и отменил арест.
136. 3 октября 2000 г. по жалобе областного прокурора Сахалинский областной суд отменил указанное решение и возвратил дело в суд первой инстанции.
137. Представляется, что после осуждения заявительницы 11 марта 2002 г. городской суд отменил арест квартиры заявительницы в рамках отдельного производства. Суд отметил, что квартира является местом постоянного жительства семьи заявительницы и не может быть конфискована.
138. 12 марта 2002 г. городской суд прекратил производство по жалобе заявительницы от 28 июля 2000 г., поскольку она отказалась от своих требований.
II. Применимое национальное законодательство
Уголовно-процессуальный кодекс 1960 года, действовавший в период, относящийся к обстоятельствам дела
139. Статья 96 (Заключение под стражу) предусматривала, что заключение под стражу в качестве меры пресечения применяется по делам о преступлениях, за которые законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше одного года. Статья содержала ссылки на ряд тяжких преступлений, включая растрату, и предусматривала, что заключение под стражу в качестве меры пресечения лиц, обвиняемых в таких преступлениях, может быть применено по мотивам одной лишь опасности преступления.
140. Статья 97 (Сроки содержания под стражей) предусматривала, что содержание под стражей при расследовании преступлений по уголовным делам не может продолжаться более двух месяцев. Этот срок мог быть продлен соответствующим прокурором до трех месяцев. Дальнейшее продление срока могло быть осуществлено только ввиду особой сложности дела прокурором субъекта Российской Федерации (или иным прокурором того же уровня) до шести месяцев.
Продление срока содержания под стражей свыше шести месяцев допускалось в исключительных случаях и только в отношении лиц, обвиняемых в совершении тяжких преступлений и особо тяжких преступлений. Такое продление осуществлялось заместителем генерального прокурора до одного года и генеральным прокурором до полутора лет. Дальнейшее продление срока не допускалось, содержащийся под стражей обвиняемый подлежал немедленному освобождению.
141. Статья 101 (Отмена или изменение меры пресечения) предусматривала, что мера пресечения отменяется, когда в ней отпадает дальнейшая необходимость. Мера пресечения изменяется на более строгую или более мягкую, когда это вызывается обстоятельствами дела.
142. Статья 223-1 (Назначение судебного заседания) предусматривала, что вопрос о назначении судебного заседания должен быть разрешен не позднее 14 суток с момента поступления дела в суд, если обвиняемый содержится под стражей.
Право
I. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции
143. Заявительница жаловалась на то, что условия ее предварительного заключения, включая отказ в медицинском обследовании и отсутствие медицинской помощи, представляли собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение, противоречащее статье 3 Конвенции. В своих объяснениях от 7 мая 2005 г. заявительница также жаловалась в этой связи на то, что условия перевозки в суд и обратно являлись неудовлетворительными. Соответствующее положение Конвенции предусматривает следующее:
"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".
A. Доводы сторон
144. Заявительница оспорила большинство доводов властей Российской Федерации об условиях ее содержания под стражей и поддержала свою жалобу.
145. Власти Российской Федерации настаивали на том, что условия содержания заявительницы под стражей в ИЗ-62/1 полностью соответствовали требованиям национального законодательства и конвенционным стандартам. Они утверждали, что в период ее содержания под стражей заявительница никогда не жаловалась на какой-либо аспект условий, в которых она содержалась. Они также ссылались на справки, выданные начальником ИЗ-62/1, и сведения, представленные надзирателями ИЗ-62/1 (см. § 75 настоящего Постановления). Власти Российской Федерации не дали объяснений непредставлению документальных доказательств относительно периода содержания заявительницы под стражей в ответ на конкретный запрос Европейского Суда, но указывали, что представленные ими документы могут рассматриваться как достоверное доказательство, поскольку они выданы компетентными должностными лицами, сознающими, что могут быть привлечены к уголовной ответственности за подлог данных, отраженных в документах.
B. Мнение Европейского Суда
1. Условия содержания заявительницы под стражей в ИВС
146. Стороны не пришли к соглашению относительно того, содержалась ли заявительница в ИВС. Заявительница утверждала, что содержалась в этом изоляторе с 28 февраля по 29 марта 2000 г., тогда как власти Российской Федерации указывали в своих объяснениях от 7 сентября 2007 г., что на всем протяжении периода ее содержания под стражей заявительница находилась в ИЗ-62/1 (см. §§ 71 и 74 настоящего Постановления).
147. Если предположить, что утверждение заявительницы о том, что она содержалась в ИВС с 28 февраля по 29 марта 2000 г., соответствует действительности, Европейский Суд отмечает, что она подала свою жалобу 4 октября 2000 г., то есть более чем через шесть месяцев после этого. В отсутствие каких-либо средств правовой защиты, способных обеспечить возмещение в связи с условиями содержания в российских изоляторах (см. Решение Европейского Суда от 18 сентября 2001 г. по делу "Калашников против Российской Федерации" (Kalashnikov v. Russia), жалоба N 47095/99; Решение Европейского Суда от 9 декабря 2004 г. по делу "Моисеев против Российской Федерации" (Moiseyev v. Russia), жалоба N 62936/00; Постановление Европейского Суда от 1 июня 2006 г. по делу "Мамедова против Российской Федерации" (Mamedova v. Russia), жалоба N 7064/05, § 57* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2006.); или Постановление Европейского Суда от 10 мая 2007 г. по делу "Бенедиктов против Российской Федерации" (Benediktov v. Russia), жалоба N 106/02, § 29* (* Там же. N 9/2007.)), возникает вопрос о соблюдении заявительницей правила шестимесячного срока в отношении периода ее содержания под стражей в ИВС.
148. Европейский Суд отмечает, что ИВС и ИЗ-62/1, в который заявительница была впоследствии переведена, располагались в разных помещениях, содержание заявительницы под стражей в этих учреждениях окончилось в различные определенные даты, и объяснения заявительницы не позволяют заключить, что какие-либо характерные условия обоих учреждений были идентичными или особенно сходными. Напротив, описание заявительницей условий ее содержания в ИВС заметно отличается во многих аспектах (таких, например, как отсутствие окон и туалетного оборудования в камерах, отсутствие постельных принадлежностей и возможности прогулок) от описания условий в ИЗ-62/1. Европейский Суд соответственно не усматривает особых обстоятельств, позволяющих оценить содержание заявительницы под стражей в ИВС и ее последующее содержание под стражей в ИЗ-62/1 в качестве "длящейся ситуации", которая относила бы события, обжалуемые заявительницей, к юрисдикции Европейского Суда (см. Решение Европейского Суда от 6 декабря 2007 г. по делу "Новинский против Российской Федерации" (Novinskiy v. Russia), жалоба N 11982/02; Постановление Европейского Суда от 29 января 2009 г. по делу "Мальтабар и Мальтабар против Российской Федерации" (Maltabar and Maltabar v. Russia), жалоба N 6954/02, § 83; и, противоположный пример, в Постановлении Европейского Суда от 7 июня 2007 г. по делу "Игорь Иванов против Российской Федерации" (Igor Ivanov v. Russia), жалоба N 34000/02, § 30* (* Там же. N 7/2008.); упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Бенедиктов против Российской Федерации", § 31; и Постановлении Европейского Суда от 19 июня 2008 г. по делу "Гулиев против Российской Федерации" (Guliyev v. Russia), жалоба N 24650/02, § 33* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.)).
149. Отсюда следует, что жалоба в этой части подана за пределами срока и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.
2. Условия содержания заявительницы под стражей в ИЗ-62/1
(a) Приемлемость жалобы
150. Европейский Суд отмечает, что в этой части жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.
(b) Существо жалобы
151. Европейский Суд получил противоречащие друг другу описания сторонами условий содержания заявительницы под стражей в ИЗ-62/1. Он напоминает в этой связи, что в некоторых случаях только государство-ответчик имеет доступ к информации, подтверждающей или опровергающей жалобы на нарушение Конвенции и что непредставление государством-ответчиком такой информации без убедительного объяснения причин может привести к выводу об обоснованности утверждений заявителя (см. в контексте пункта 1 бывшей статьи 28 Конвенции Постановление Европейского Суда от 6 апреля 2004 г. по делу "Ахмет Ёзкан и другие против Турции" (Ahmet Ozkan and Others v. Turkey), жалоба N 21689/93, § 426).
152. По настоящему делу в своих первоначальных объяснениях от 15 декабря 2004 г. власти Российской Федерации основывали свое описание условий содержания заявительницы под стражей в ИЗ-62/1 на справках, выданных начальником этого следственного изолятора 3 ноября 2004 г. (см. § 75 настоящего Постановления). 20 июня 2007 г., предлагая сторонам представить дополнительные объяснения относительно этой части жалобы, Европейский Суд особо требовал, чтобы власти Российской Федерации представили относимые документы, касающиеся периода содержания заявительницы под стражей в ИЗ-62/1. Среди документов, представленных властями Российской Федерации в ответ, имелась только копия медицинской карты заявительницы, которая велась в этот период. Другие документы включали справки начальника данного изолятора от 21 августа 2007 г., письменные объяснения от 17 августа 2007 г. ряда надзирателей из ИЗ-62/1 и фотографии современного состояния камер, в которых, как утверждали власти Российской Федерации, содержалась заявительница. Таким образом, прежде всего следует установить, обоснованно ли надлежащим образом с учетом фактов настоящего дела непредставление властями Российской Федерации копий соответствующей тюремной документации.
153. Власти Российской Федерации настаивали на том, что предоставленные ими документы являлись формальным доказательством, исходящим от компетентных должностных лиц, которые несли уголовную ответственность за недостоверность предоставленной информации в этих документах. Власти Российской Федерации не дали никакого иного объяснения непредставлению документов относительно периода содержания заявительницы под стражей в ИЗ-62/1, однако в некоторых справках от 21 августа 2007 г. отмечалось, что соответствующие документы были уничтожены в связи с истечением пятилетнего срока их хранения (см. §§ 85 и 88 настоящего Постановления). В этом последнем отношении Европейский Суд напоминает, что хотя уничтожение соответствующих документов в связи с истечением срока хранения и достойно сожаления, само по себе оно не может рассматриваться как неудовлетворительное объяснение их непредставления. Европейский Суд также должен учесть хронологию этих событий, а также иные относимые обстоятельства. В частности, следует принимать во внимание, проявляли ли власти надлежащую осторожность в этом отношении (см. Постановление Европейского Суда от 10 февраля 2009 г. по делу "Новинский против Российской Федерации" (Novinskiy v. Russia), жалоба N 11982/02, § 102* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2010.)).
154. Рассмотрев копии материалов, предоставленных властями Российской Федерации, Европейский Суд с сожалением отмечает, что они свидетельствуют о том, что власти не проявили достаточной тщательности при передаче соответствующей тюремной документации для страсбургского разбирательства. Действительно, если срок хранения тюремных документов составляет пять лет, как указано в справках от 21 августа 2007 г., документы, запрошенные Европейским Судом, наиболее вероятно были уничтожены в 2005 г., и соответственно власти Российской Федерации были не в состоянии исполнить требование Европейского Суда от 20 июня 2007 г. Однако настоящая жалоба была коммуницирована властям Российской Федерации 21 сентября 2004 г., и нет никаких данных о том, что властям Российской Федерации что-то мешало приложить соответствующие документы о периоде, имеющем отношение к обстоятельствам данного дела, к их первоначальным объяснениям 15 декабря 2004 г., вместо того, чтобы приобщать к делу справки от 3 ноября 2004 г. Кроме того, поскольку они были уведомлены о том, что Европейский Суд начал разбирательство данного дела, власти Российской Федерации могли не уничтожать документы, поскольку они имели значение для настоящего судебного дела.
155. В связи с тем что власти Российской Федерации ссылались на показания сотрудников ИЗ-62/1 от 17 августа 2007 г. как имеющие доказательную силу и способные заменить первичную тюремную документацию, Европейский Суд напоминает, что ранее он несколько раз отклонял аналогичные показания на том основании, что они не могут рассматриваться как достаточно достоверные с учетом истечения значительного срока (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Игорь Иванов против Российской Федерации", § 34; Постановление Европейского Суда от 13 ноября 2007 г. по делу "Белашев против Российской Федерации" (Belashev v. Russia), жалоба N 28617/03, § 52* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2009.); и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Новинский против Российской Федерации", § 104). Европейский Суд находит, что эти соображения применимы и к обстоятельствам настоящего дела, поскольку события дела произошли за семь лет до того, как надзиратели дали свои показания, и из того, как эти показания составлены, становится ясным, что надзиратели основывали их на личных воспоминаниях, а не на объективных данных. При обстоятельствах дела и в отсутствие каких-либо оригиналов тюремной документации Европейский Суд не находит объективных причин для придания им большего веса, чем, например, показаниям сокамерницы, на которые ссылалась заявительница. В целом Европейский Суд находит, что власти Российской Федерации не обосновали надлежащим образом непредставление подробных сведений, сопровождающихся копиями первичной тюремной документации, в связи с чем Европейский Суд может сделать выводы из их поведения.
156. Рассмотрев указанные выше положения и учитывая, что оценка доказательств и установление фактов относятся к компетенции Европейского Суда, и что в его обязанность входит определение доказательной силы предоставленных ему документов (см. Постановление Европейского Суда от 31 мая 2005 г. по делу "Челикбилек против Турции" (Celikbilek v. Turkey), жалоба N 27693/95, § 71), Европейский Суд, соответственно, должен установить факты на основании материалов дела, которые он считает достоверными.
157. Европейский Суд, прежде всего, отмечает, что заявительница содержалась под стражей в ИЗ-62/1 немногим более двух лет и шести месяцев, то есть с 29 марта 2000 г. до 30 сентября 2002 г., когда ее освободили досрочно. В этой связи Европейский Суд отвергает как ошибочное утверждение властей Российской Федерации, которое они дали в своих объяснениях от 15 декабря 2004 г., о том, что заявительница была освобождена 29 сентября 2002 г., учитывая, что в своих дополнительных объяснениях от 7 сентября 2007 г. власти Российской Федерации указали 30 сентября 2002 г. как дату освобождения заявительницы, та же дата содержится в справке от 21 августа 2007 г. (см. §§ 74 и 76 настоящего Постановления). Хотя стороны не пришли к согласию относительно точного количества камер, в которых содержалась заявительница, и точного числа заключенных в одной камере, нет никаких подтверждений переполненности камер в сравнении с их проектной вместимостью и недостатка спальных мест (см. противоположный пример в Постановлении Европейского Суда от 15 ноября 2007 г. по делу "Гришин против Российской Федерации" (Grishin v. Russia), жалоба N 30983/02, § 89* (* Там же. N 4/2008.); и Постановление Европейского Суда по делу "Калашников против Российской Федерации" (Kalashnikov v. Russia), жалоба N 47095/99, § 97, ECHR 2002-VI* (* Опубликовано в "Путеводителе по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека за 2002 год".)). Кроме того, даже на основании описания заявительницы ясно, что в течение ее содержания под стражей в ИЗ-62/1 ей обычно было предоставлено не меньше 4 кв. м и не позднее чем с ноября 2000 г. до ее освобождения не меньше 7 кв. м личного пространства (см. § 77 настоящего Постановления).
158. Европейский Суд также напоминает, что в большом количестве других дел, в которых переполненность сама по себе не была столь острой для возникновения вопроса о соблюдении статьи 3 Конвенции, Европейский Суд принимал к сведению другие аспекты физических условий содержания под стражей как имеющие значение для оценки соблюдения этого положения. Такие аспекты включали, в частности, возможность использования туалета в уединении, наличие вентиляции, доступ естественного освещения и воздуха, достаточность отопления и соблюдение санитарных требований. Таким образом, даже в тех делах, в которых фигурируют камеры больших размеров - от 3 до 4 кв. м на одного заключенного - Европейский Суд устанавливал нарушение статьи 3 Конвенции, поскольку фактор пространства усугублялся выявленными недостатками вентиляции и освещения (см., например, Постановление Европейского Суда от 12 июня 2008 г. по делу "Власов против Российской Федерации" (Vlasov v. Russia), жалоба N 78146/01, § 84* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.); Постановление Европейского Суда от 18 октября 2007 г. по делу "Бабушкин против Российской Федерации" (Babushkin v. Russia), жалоба N 67253/01, § 44* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 11/2008.); Постановление Европейского Суда от 19 июля 2007 г. по делу "Трепашкин против Российской Федерации" (Trepashkin v. Russia), жалоба N 36898/03, § 94* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2008.); и Постановление Европейского Суда по делу "Пирс против Греции" (Peers v. Greece), жалоба N 28524/95, §§ 70-72, ECHR 2001-III). Европейский Суд, соответственно, должен убедиться, что в настоящем деле условия содержания заявительницы под стражей могут рассматриваться как совместимые с требованиями статьи 3 Конвенции.
159. Европейский Суд, прежде всего, отмечает в отношении окон в камерах, что их размер особо не оспаривался сторонами, и сами по себе они не кажутся маленькими (см. §§ 79 и 80 настоящего Постановления). Однако даже если, вопреки утверждениям заявительницы, ни одно из окон не было закрыто фанерой, как указывают власти Российской Федерации, материалы, находящиеся в распоряжении Европейского Суда, и, в частности, фотографии камер, предоставленные властями Российской Федерации, показывают, что окна были закрыты металлическими решетками. Кроме того, власти Российской Федерации признавали, что ставни, которые дополняли решетки, имелись на окнах в течение всего периода содержания заявительницы под стражей и были демонтированы только в период с января по март 2003 г., что произошло после освобождения заявительницы (см. § 80 настоящего Постановления). Европейский Суд сильно сомневается, что такое оборудование обеспечивало адекватный доступ естественного освещения. В этом отношении Европейский Суд отмечает, что записи в медицинской карте заявительницы, появившиеся после ее прибытия 29 марта 2000 г. в ИЗ-62/1, показывали, что она была здорова (см. § 102 настоящего Постановления), тогда как спустя несколько недель, 12 мая 2000 г., ей был поставлен диагноз: "слабая миопия" (см. § 109 настоящего Постановления). Европейский Суд также придает значение тому обстоятельству, что в ее жалобе от 17 мая 2000 г. заявительница указывала, что она содержалась в плохо освещенной камере, и что ее зрение ухудшилось (см. § 94 настоящего Постановления). В целом Европейский Суд не убежден, что условия в камерах, где содержалась заявительница, были достаточными, чтобы обеспечить ей адекватный доступ дневного освещения.
160. Кроме того, Европейский Суд относится скептически к утверждению властей Российской Федерации о том, что камеры имели достаточную вентиляцию. Он отмечает, что в ее жалобах начальнику ИЗ-62/1 от 3 августа 2000 г. заявительница указывала, что ее камера никогда не проветривалась (см. § 97 настоящего Постановления). Власти Российской Федерации, со своей стороны, не представили никаких достоверных доказательств, подтверждавших их заявления, что камеры были оборудованы механической вентиляцией, и что в каждом окне имелась отдушина, которая обеспечивала надлежащую естественную вентиляцию камер. В последнем отношении Европейский Суд испытывает сомнения в том, что маленькая оконная отдушина могла обеспечить адекватную естественную вентиляцию камер, учитывая, что, как было установлено выше, окна все время были закрыты решетками и ставнями. Таким образом, представляется, что заявительница содержалась в камерах, которые плохо проветривались или не проветривались вообще. Кроме того, по крайней мере, в первые два месяца ее содержания под стражей заявительница, некурящая, должна была делить камеру с несколькими курящими (см. §§ 81, 92 и 94 настоящего Постановления), что, по мнению Европейского Суда, могло вызывать у нее значительные нравственные страдания в отсутствие адекватной вентиляции.
161. Заявительница также утверждала, что в течение зимы температура в камерах, в которых она содержалась, не превышала +12°C, тогда как власти Российской Федерации настаивали, что камеры отапливались, и средняя температура там держалась на уровне +20...+22°C. Они ссылались на акт регионального санитарно-эпидемиологического органа, содержавший результаты измерений 17 августа 2007 г. температуры и влажности в камерах N 49, 020 и 54 ИЗ-62/1 (см. § 81 настоящего Постановления). Европейский Суд не может согласиться с тем, что акт имеет доказательную силу, учитывая, что он содержал результаты измерений в летний период, спустя несколько лет после рассматриваемых событий. С другой стороны, он отмечает, что, согласно записям в медицинской карте заявительницы, во время ее содержания под стражей в ИЗ-62/1 в зимний период она часто страдала респираторными заболеваниями (см. §§ 124 и 126-130 настоящего Постановления). По мнению Европейского Суда, эти факты свидетельствуют, что утверждения заявительницы относительно низкой температуры в ее камерах в зимний период не лишены оснований, соответственно, он соглашается с этими утверждениями.
162. Европейский Суд также отмечает довод заявительницы о том, что камеры были переполнены тараканами, и что администрация изолятора не предпринимала попыток их вывести. Он считает это утверждение правдоподобным, учитывая, что заявительница жаловалась на это в своем письме от 24 апреля 2000 г. областному прокурору, и ей было рекомендовано направить свои жалобы относительно санитарных условий в камерах администрации изолятора (см. §§ 92 и 93 настоящего Постановления). Уверения властей Российской Федерации о том, что камеры регулярно дезинфицировались, напротив, не подтверждались документами соответствующего периода. Санитарные условия в камерах, в которых содержалась заявительница, не могут, соответственно, быть признаны удовлетворительными.
163. Кроме того, находясь под стражей, заявительница часто имела различные проблемы со здоровьем, как явствует из ее медицинской карты. Европейский Суд не может в этой связи исключить того, что указанные выше условия содержания заявительницы под стражей могли иметь пагубное влияние на ее здоровье, даже если ее утверждения о недостаточности медицинской помощи не подтверждаются как таковые при обстоятельствах настоящего дела - копия медицинской карты заявительницы, представленная властями Российской Федерации, свидетельствует, что она получала медицинское обслуживание каждый раз, когда жаловалась на здоровье, и также имела возможность получить обследование у независимых врачей (см. противоположный пример в Постановлении Европейского Суда от 13 сентября 2005 г. по делу "Островар против Молдавии" (Ostrovar v. Moldova), жалоба N 35207/03, § 86).
164. Европейский Суд неоднократно указывал, что в соответствии со статьей 3 Конвенции государство должно обеспечить, чтобы лицо содержалось под стражей в условиях, которые совместимы с уважением его человеческого достоинства, и чтобы порядок и способ исполнения такой меры не подвергали лицо переживаниям и трудностям, интенсивность которых превышает неизбежный уровень страдания, присущий содержанию под стражей (см. Постановление Большой Палаты по делу "Кудла против Польши" (Kudla v. Poland), жалоба N 30210/96, §§ 92-94, ECHR 2000-XI). При оценке условий заключения в расчет должны быть приняты совокупные последствия этих условий и длительность содержания под стражей (см. Постановление Европейского Суда по делу "Дугоз против Греции" (Dougoz v. Greece), жалоба N 40907/98, § 46, ECHR 2001-II; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Калашников против Российской Федерации", § 102).
165. С учетом этих принципов и совокупных последствий условий в камере, подверженности табачному дыму в течение, по крайней мере, двух месяцев, длительности содержания под стражей и особого влияния, которое эти условия могли оказать на здоровье заявительницы, Европейский Суд не находит необходимости устанавливать правдивость утверждений сторон относительно условий содержания заявительницы под стражей, поскольку имеющиеся факторы, указанные выше, позволяют Европейскому Суду заключить, что интенсивность страданий заявительницы превосходила неизбежный уровень страданий, присущих содержанию под стражей, и вызывала в ней чувства страха, тоски и унижения, способные унизить и оскорбить ее.
166. Европейский Суд полагает, что условия содержания заявительницы под стражей в Южно-Сахалинском следственном изоляторе ИЗ-62/1 являлись унижающим достоинство обращением. Соответственно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции.
3. Условия перевозки заявительницы
167. Заявительница также жаловалась, ссылаясь на статью 3 Конвенции, что условия перевозки из изолятора в зал суда были бесчеловечными и унижающими достоинство.
168. Заявительница не представила никаких доказательств того, что она доводила соответствующую жалобу до сведения национальных властей. Если предположить, что эффективные средства правовой защиты на национальном уровне отсутствовали (см. упоминавшееся выше Решение Европейского Суда от 9 декабря 2004 г. по делу "Моисеев против Российской Федерации"), Европейский Суд отмечает, что разбирательство по делу заявительницы, делавшее необходимым ее перевозку в зал суда и обратно, закончилось 23 мая 2001 г., когда Сахалинский областной суд, рассмотрев жалобу, оставил ее обвинительный приговор без изменений, тогда как она впервые подала соответствующую жалобу 7 мая 2005 г., в объяснениях по делу, что произошло позже, чем спустя шесть месяцев. Отсюда следует, что жалоба подана за пределами срока и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.
II. Предполагаемое нарушение подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции
169. Заявительница жаловалась в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции, что с 25 октября до 4 ноября 2000 г. отсутствовали решение компетентного национального органа или законные основания для ее предварительного заключения. Соответствующие положения статьи 5 Конвенции гласят:
"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом: ...
(c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения...".
170. Заявительница поддержала свою жалобу.
171. Власти Российской Федерации утверждали, что срок предварительного заключения заявительницы в течение всего периода продлевался в соответствии с применимым национальным законодательством, и оно полностью удовлетворяло требованиям пункта 1 статьи 5 Конвенции. Они, в частности, указали, что 22 августа 2000 г. компетентный прокурор продлил срок содержания заявительницы под стражей до 25 октября 2000 г., что 20 октября 2000 г. дело заявительницы было направлено в суд и что 4 ноября 2000 г., в пределах 14-дневного срока, установленного в действовавшем на тот момент Уголовно-процессуальном кодексе, судья назначил слушание по делу заявительницы и санкционировал ее дальнейшее содержание под стражей. Власти Российской Федерации, однако, не указали правовую основу содержания заявительницы под стражей с 25 октября по 4 ноября 2000 г., также они не предоставили документа, подтверждающего существование этой основы, несмотря на конкретный запрос Европейского Суда.
A. Приемлемость жалобы
172. Европейский Суд считает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.
B. Существо жалобы
173. Европейский Суд отмечает, и это не оспаривалось сторонами, что со дня истечения срока санкции на содержание под стражей 25 октября 2000 г. до последующего решения Южно-Сахалинского городского суда 4 ноября 2000 г., санкционировавшего дальнейшее содержание заявительницы под стражей, отсутствовало решение прокурора или судьи, определявшее содержание заявительницы под стражей. Не оспаривается, что в этот период основанием содержания заявительницы под стражей являлась передача ее уголовного дела в суд.
174. Европейский Суд уже рассматривал и устанавливал нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции в ряде дел, касавшихся практики содержания подсудимых под стражей в силу одного лишь факта направления в суд их уголовного дела. Он указывал, что практика содержания подсудимых под стражей без конкретной правовой основы или четких правил, регулирующих их ситуацию, в результате чего они могли быть лишены свободы на неограниченный срок без санкции суда, не совместима с принципами правовой определенности и защиты от произвола, присущими Конвенции, и верховенством права (см., в частности, Постановление Европейского Суда по делу "Худоёров против Российской Федерации" (Khudoyorov v. Russia), жалоба N 6847/02, §§ 146-151, ECHR 2005-...* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2006.); или Постановление Европейского Суда от 1 марта 2007 г. по делу "Белевицкий против Российской Федерации" (Belevitskiy v. Russia), жалоба N 72967/01, §§ 89-93* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 8/2007.)).
175. Европейский Суд не усматривает оснований для иного вывода в настоящем деле. Он напоминает, что содержание под стражей отвечает стандарту "законности", если оно основано на национальном законодательстве. Власти Российской Федерации, однако, не указали положение законодательства, которое допускало бы содержание под стражей подсудимого после истечения санкционированного срока содержания под стражей. Как указывалось выше, в период с 25 октября до 4 ноября 2000 г. не имелось постановления прокурора или решения судьи, санкционировавших содержание заявительницы под стражей. Следовательно, заявительница находилась в правовом вакууме, не предусмотренном каким-либо положением национального законодательства.
176. Кроме того, хотя Южно-Сахалинский городской суд избрал предварительное заключение в качестве меры пресечения по отношению к заявительнице 4 ноября 2000 г., он никак не мотивировал свое решение. В этой связи Европейский Суд напоминает, что отсутствие каких либо оснований в решениях судов, санкционирующих содержание под стражей в течение продолжительного срока, несовместимо с принципом защиты от произвола, воплощенным в пункте 1 статьи 5 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Белевицкий против Российской Федерации", § 91).
177. Решение Южно-Сахалинского городского суда не устанавливало срок для продолжения содержания под стражей заявительницы и не содержало указания на то, какими положениями Уголовно-процессуального кодекса руководствовался суд, назначая предварительное заключение. Это оставило заявительницу в состоянии неопределенности по поводу правовых норм и оснований ее содержания под стражей после этой даты. При таких обстоятельствах Европейский Суд полагает, что решение суда от 4 ноября 2000 г. не предоставляло заявительнице адекватную защиту от произвола, являющуюся существенной составляющей "законности" содержания под стражей в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции.
178. Отсюда следует, что в течение периода с 25 октября до 4 ноября 2000 г. отсутствовала правовая основа для содержания заявительницы под стражей. Соответственно, имело место нарушение подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции.
III. Предполагаемое нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции
179. Заявительница жаловалась на то, что для ее задержания и продолжительного предварительного заключения, которое было чрезмерно длительным, отсутствовали разумные основания. Она ссылалась на пункт 3 статьи 5 Конвенции, который предусматривает:
"Каждый задержанный и заключенный под стражу в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 настоящей статьи должен предстать перед судом в течение разумного времени или должен быть освобожден до суда...".
180. Заявительница утверждала, что, санкционируя продление срока ее содержания под стражей, национальные суды постоянно использовали на одни те же доводы, ссылаясь на угрозу того, что она скроется и на свободе окажет влияние на свидетелей, на тяжесть предъявленных обвинений и отсутствие необходимости в медицинской помощи, последнее заключение было основано на медицинской карте заявительницы, которая велась администрацией изолятора. Суды никогда не раскрывали значение этих оснований и не представляли более развернутых объяснений в поддержку своих решений. Заявительница также утверждала, что национальные суды систематически оставляли без внимания ее доводы, согласно которым для продолжения ее предварительного заключения отсутствовали веские основания. В частности, они не принимали в расчет ее возраст и неудовлетворительное состояние здоровья и то обстоятельство, что она страдала от множества серьезных проблем со здоровьем до ее заключения под стражу, наличие семейных связей и постоянного места жительства в Южно-Сахалинске, ее общественное положение, поскольку до возбуждения уголовного дела заявительница являлась высокопоставленным должностным лицом, и то, что ранее она не привлекалась к уголовной ответственности. Заявительница также указывала, что она была уволена со службы сразу после начала уголовного разбирательства, и соответственно, не было никаких оснований полагать, что она могла повлиять на свидетелей. Заявительница, таким образом, утверждала, что национальные власти не смогли обосновать ее продолжительное предварительное заключение в нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции.
181. Власти Российской Федерации указывали, что весь период предварительного заключения заявительницы не превышал установленный статьей 97 действовавшего в то время Уголовно-процессуального кодекса полуторалетний срок. Таким образом, с их точки зрения, длительность предварительного заключения заявительницы была "разумной" в значении пункта 3 статьи 5 Конвенции.
A. Приемлемость жалобы
182. Европейский Суд считает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.
B. Существо жалобы
183. Согласно устойчивой прецедентной практике Европейского Суда при разрешении вопроса о длительности предварительного заключения в соответствии с пунктом 3 статьи 5 Конвенции период, который должен приниматься во внимание, начинается в день, когда обвиняемый заключен под стражу, и оканчивается в день, когда по предъявленному обвинению вынесено решение, хотя бы только судом первой инстанции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Белевицкий против Российской Федерации", § 99). В настоящем деле предварительное заключение заявительницы длилось с 28 февраля 2000 г., когда она была заключена под стражу, до 6 февраля 2001 г., когда суд вынес обвинительный приговор. Общая длительность содержания под стражей, таким образом, составляла 11 месяцев и 10 дней, этот период сам по себе не кажется чрезмерно длительным. Европейский Суд напоминает, однако, что пункт 3 статьи 5 Конвенции не может рассматриваться как безоговорочно допускающий содержание под стражей при условии, что оно продолжается не дольше определенного срока. Власти обязаны обеспечить убедительное обоснование любого периода содержания под стражей, каким бы коротким он ни был (см. Постановление Европейского Суда по делу "Шишков против Болгарии" (Shishkov v. Bulgaria), жалоба N 38822/97, § 66, ECHR 2003-I (извлечения)).
184. Европейский Суд может согласиться с тем, что содержание заявительницы под стражей в настоящем деле первоначально могло оправдываться обоснованным подозрением о ее причастности к совершению уголовного преступления. В этой связи он напоминает, что наличие обоснованного подозрения в том, что задержанный совершил преступление, является определяющим условием законности содержания под стражей. Однако по прошествии времени оно перестает быть достаточным. Европейский Суд должен в таких случаях установить, оправдывают ли продолжение лишения свободы другие основания, приведенные судебными органами. Если такие основания являются "относимыми" и "достаточными", Европейский Суд должен убедиться также, что компетентные национальные органы проявили "особую тщательность" в проведении разбирательства (см. Постановление Большой Палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, §§ 152 и 153, ECHR 2000-IV).
185. В настоящем деле национальные суды санкционировали продление срока предварительного заключения заявительницы по десяти основаниям, ссылаясь, в основном, на тяжесть предъявленных ей обвинений и возможность того, что она скроется или окажет влияние на свидетелей (см. §§ 16, 25, 33, 41, 44, 49, 53 и 56 настоящего Постановления).
186. Что касается ссылки национальных властей на то, что тяжесть обвинений является решающим фактором, Европейский Суд систематически указывал, что тяжесть грозящего наказания не может сама по себе оправдывать длительные сроки содержания под стражей* (* С другой стороны, в Постановлении Европейского Суда от 25 октября 2007 г. по делу "Говорушко против Российской Федерации" (Govorushko v. Russia) отмечалось, что "тяжесть грозящего наказания является значимым фактором в оценке риска воспрепятствования правосудию", хотя "необходимость в продолжении лишения свободы не может определяться умозрительно, с учетом только тяжести совершенного преступления" (прим. переводчика).) (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 8 февраля 2005 г. по делу "Панченко против Российской Федерации" (Panchenko v. Russia), жалоба N 45100/98, § 102* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2005.); Постановление Европейского Суда от 7 апреля 2005 г. по делу "Рохлина против Российской Федерации" (Rokhlina v. Russia), жалоба N 54071/00, § 66* (* Там же. N 6/2006.); или упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Худоёров против Российской Федерации", § 180).
187. Что касается ссылки национальных судов на угрозу того, что заявительница может скрыться от правосудия или оказать давление на свидетелей, Европейский Суд напоминает, что национальные власти обязаны установить существование конкретных фактов, имеющих отношение к основаниям длительного содержания под стражей. Переложение бремени доказывания на заключенного в таких делах было бы равнозначно отмене правила статьи 5 Конвенции, положения, признающего заключение под стражу отступлением в исключительных случаях от права на личную свободу, которое допустимо в строго определенных случаях, не допускающих расширительного толкования (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рохлина против Российской Федерации", § 67). Остается выяснить, установили ли национальные власти и убедительно ли продемонстрировали наличие конкретных фактов, подтверждающих их заключения.
188. Европейский Суд отмечает, что национальные суды оценивали возможность того, что заявительница скроется или окажет влияние на свидетелей, ссылаясь на имеющиеся в деле заявительницы доказательства (см. §§ 16 и 25 настоящего Постановления). Однако ни разу национальные суды не раскрывали этих доказательств и не указывали на особые обстоятельства, оправдывающие продолжение содержания под стражей заявительницы на этом основании. Европейский Суд, таким образом, принимает довод заявительницы о том, что национальные суды не придавали должного значения тому факту, что она была уволена из Управления юстиции через три дня после начала уголовного преследования, и, соответственно, ее возможность влияния на свидетелей по делу о растрате бюджетных средств в этом публичном органе была, по крайней мере спорной. Судебные органы никогда не указывали, почему, несмотря на доводы заявительницы в поддержку ее ходатайств об освобождении, они считали угрозу того, что она скроется или повлияет на свидетелей, реальной и решающей. Кроме того, предварительное следствие по настоящему делу закончилось 13 июня 2000 г., но содержание заявительницы под стражей продолжилось до 6 февраля 2001 г. Европейский Суд напоминает в этой связи, что хотя на первоначальных стадиях следствия риск того, что обвиняемый воспрепятствует правосудию, может оправдывать его или ее содержание под стражей, после того, как все доказательства были собраны, это основание становится менее существенным (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Мамедова против Российской Федерации", § 79).
189. Европейский Суд также подчеркивает, что при разрешении вопроса об освобождении лица из-под стражи власти с учетом пункта 3 статьи 5 Конвенции имеют обязательство рассмотрения альтернативных мер обеспечения его явки в суд (см. Постановление Европейского Суда от 15 февраля 2005 г. по делу "Сулаойя против Эстонии" (Sulaoja v. Estonia), жалоба N 55939/00, § 64; и Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2000 г. по делу "Яблоньский против Польши" (Jablonski v. Poland), жалоба N 33492/96, § 83). Из материалов дела не следует, что в течение всего периода власти рассматривали возможность обеспечения явки заявительницы с использованием иной "меры пресечения", - такой как подписка о невыезде или залог, - которые прямо предусмотрены российским законом для обеспечения надлежащего проведения уголовного разбирательства, или, по крайней мере, что они пытались объяснить в своих решениях, почему подобные альтернативы не гарантировали нормальный ход судебного разбирательства.
190. Рассмотрев материалы, находящиеся в его распоряжении, Европейский Суд не убедился в том, что решения национальных судов были основаны на изучении всех значимых обстоятельств. Европейский Суд согласен с заявительницей в том, что власти не придали значения ее доводам об освобождении, таким как ее возраст, семейные связи, отсутствие судимости и наличие постоянного места жительства в Южно-Сахалинске. Оставляя заявительницу под стражей и оправдывая это идентичными или аналогичным образом сформулированными постановлениями о содержании под стражей, национальные власти не уделили должное внимание ее личным обстоятельствам.
191. В итоге Европейский Суд полагает, что, не исследовав конкретные факты и не рассмотрев альтернативных "мер пресечения", руководствуясь в основном тяжестью предъявленных обвинений, власти продлевали срок содержания заявительницы под стражей на основаниях, которые не могут считаться "достаточными". Они, таким образом, не смогли оправдать длительное лишение свободы заявительницы.
192. Соответственно, имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции.
IV. Иные предполагаемые нарушения Конвенции
193. Заявительница ссылалась на статью 4 Конвенции, утверждая, что она подвергалась принудительному труду во время лишения свободы после обвинительного приговора. Европейский Суд отмечает, что ситуация заявительницы предусмотрена подпунктом "а" пункта 3 статьи 4 Конвенции, и в этой части жалоба явно необоснованна и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
194. Заявительница также жаловалась на то, что ее ходатайства об освобождении рассматривались одними и теми же судьями A. или Б. Южно-Сахалинского городского суда, и что в этой связи проверка ее предварительного заключения не осуществлялась независимым и беспристрастным судом. Она также выражала неудовлетворение предполагаемым непредоставлением ей юридической помощи во многих случаях в период следствия. Заявительница также жаловалась на то, что суд не был беспристрастным, поскольку председательствующий судья K. до этого дважды выносил решение о ее содержании под стражей. Заявительница ссылалась на пункт 1 и подпункты "а" и "с" пункта 3 статьи 6 Конвенции в связи с этими доводами.
195. Несмотря на довод о предполагаемой пристрастности судей, рассматривавших ходатайства заявительницы об освобождении, заявительница не представила никаких доказательств нарушений со стороны этих судей. Эта жалоба явно необоснованна и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
196. Что касается предполагаемого нарушения права заявительницы на защиту в ходе следствия, Европейский Суд напоминает, что статья 5 Конвенции не гарантирует права на бесплатную юридическую помощь на предварительной стадии разбирательства. Кроме того, доводы заявительницы не позволяют усмотреть нарушение соответствующего положения статьи 6 Конвенции, поскольку она пользовалась юридической помощью с самых первых стадий уголовного разбирательства против нее (см. § 9 настоящего Постановления). Отсюда следует, что эта жалоба явно необоснованна и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
197. Что касается жалобы на предполагаемую пристрастность судьи, Европейский Суд напоминает, что тот факт, что судья принимал решения по делу до начала уголовного процесса, включая решения относительно содержания под стражей, не может сам по себе оправдывать подозрения о его пристрастности; только особые обстоятельства могут приводить к другому заключению (см. Постановление Европейского Суда от 24 мая 1989 г. по делу "Хаусхильдт против Дании" (Hauschildt v. Denmark), § 51, Series A N 154; и Постановление Европейского Суда от 16 декабря 1992 г. по делу "Сен-Мари против Франции" (Sainte-Marie v. France), жалоба N 12981/87, § 32). В настоящем деле подобных обстоятельств не было: судья K. только продлил срок предварительного заключения заявительницы 4 сентября и 4 ноября 2000 г., даже не рассматривая его законность, не говоря об оценке степени виновности заявительницы (см. противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Хаусхильдт против Дании", § 52). Эта жалоба явно необоснованна и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
198. Заявительница также утверждала, что общая длительность уголовного разбирательства против нее превосходила требование о разумном сроке, установленное в статье 6 Конвенции. Европейский Суд напоминает, что период, который должен быть принят во внимание при определении длительности уголовного разбирательства, начинается со дня, когда лицу было предъявлено "обвинение" в самостоятельном и существенном смысле этого понятия. Он заканчивается в тот день, когда обвинение было окончательно разрешено или когда уголовное разбирательство окончено (см., в частности, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Калашников против Российской Федерации", § 124). В настоящем деле заявительница была заключена под стражу и допрошена в качестве обвиняемой 28 февраля 2000 г., и ее обвинительный приговор был оставлен в силе и стал окончательным 23 мая 2001 г. Таким образом, общая длительность судебного разбирательства в данном случае составила менее 15 месяцев, в течение этого периода дело заявительницы было рассмотрено в двух судебных инстанциях. Европейский Суд не находит такую длительность разбирательства чрезмерной в значении пункта 1 статьи 6 Конвенции. Отсюда следует, что эта жалоба явно необоснованна и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
199. Заявительница жаловалась, ссылаясь на статью 8 Конвенции и статью 1 Протокола N 1 к Конвенции, на временный арест ее квартиры. Европейский Суд отмечает, что 11 марта 2002 г. Южно-Сахалинский городской суд отменил арест квартиры заявительницы, из-за чего она отказалась от соответствующей жалобы в национальный суд. Из материалов дела не следует, что она также когда-нибудь пыталась обратиться в национальные суды за компенсацией в связи с предположительно незаконным временным наложением ареста на ее квартиру. Заявительница не исчерпала национальных средств правовой защиты, и ее жалоба подлежит отклонению в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.
200. Наконец, заявительница, ссылаясь на статьи 17 и 18 Конвенции, утверждала, что ее содержание под стражей была попыткой власти принудить ее к признанию в преступлениях, в которых она обвинялась. Материалы, находящиеся в распоряжении Европейского Суда, не содержат в себе каких-либо доказательств, которые могли бы стать достаточной основой для утверждений заявительницы. Отсюда следует, что эта жалоба явно необоснованна и должна быть отклонена в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
V. Применение статьи 41 Конвенции
201. Статья 41 Конвенции предусматривает:
"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".
A. Ущерб
202. Заявительница требовала 47380 фунтов стерлингов 79 пенсов (приблизительно 56000 евро) в качестве компенсации за утрату дохода, утверждая, что она не в состоянии найти себе работу вследствие ее незаконного осуждения. Заявительница также требовала 100000 евро в качестве компенсации морального вреда в результате предполагаемого нарушения ее прав. По этому же основанию она требовала 20000 евро в качестве компенсации морального вреда, который понесли ее муж и сын.
203. Власти Российской Федерации оспорили эти требования, указывая, что, если Европейский Суд установит нарушение прав заявительницы в настоящем деле, этот факт сам по себе будет достаточной компенсацией.
204. Европейский Суд не усматривает какой-либо причинно-следственной связи между установленным нарушением и предполагаемым материальным ущербом; он, соответственно, отклоняет эти требования. Он также отклоняет требование заявительницы относительно ее членов семьи, поскольку они не являлись сторонами разбирательства в Европейском Суде. Относительно требований заявительницы, касающихся ее самой, Европейский Суд отмечает, что он установил нарушение статьи 3 и подпункта "с" пункта 1 и пункта 3 статьи 5 Конвенции в части условий содержания заявительницы под стражей в следственном изоляторе ИЗ-62/1, ее незаконного содержания под стражей с 25 октября по 4 ноября 2004 г. и факта, что ее длительное содержание под стражей не имело достаточных и существенных оснований. Заявительница должна была испытывать муки и страдания в результате этих обстоятельств, которые не могут быть компенсированы установлением факта нарушения Конвенции. Учитывая вышеизложенные соображения, Европейский Суд присуждает заявительнице на справедливой основе 10000 евро, а также любые налоги, подлежащие начислению на эту сумму.
B. Судебные расходы и издержки
205. Заявительница также требовала 3290 фунтов стерлингов 91 пенс (приблизительно 3900 евро) в качестве компенсации расходов и издержек, понесенных ею при разбирательстве дела в Европейском Суде. Эта сумма включала 600 фунтов стерлингов в качестве оплаты труда Филиппа Лича, адвоката Европейского центра защиты прав человека, 175 фунтов стерлингов для возмещения административных расходов и 2515 фунтов стерлингов 91 пенс в качестве оплаты услуг переводчика. Заявительница просила, чтобы указанная сумма была непосредственно перечислена на счет ее представителей.
206. Власти Российской Федерации настаивали на том, что требования заявительницы подлежат отклонению на том основании, что расходы, указанные ею, не являлись необходимыми и разумными по размеру.
207. Европейский Суд напоминает, что судебные расходы и издержки могут быть компенсированы в соответствии со статьей 41 Конвенции, если установлено, что они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру (см. Постановление Большой Палаты по делу "Ятридис против Греции" (Iatridis v. Greece) (справедливая компенсация), жалоба N 31107/96, § 54, ECHR 2000-XI). Европейский Суд отмечает, что в феврале 2005 г. заявительница выдала доверенность адвокатам ПЦ "Мемориал" и Европейского центра защиты прав человека для представления ее интересов в Европейском Суде, и что эти адвокаты являлись ее представителями в течение всего разбирательства. Заявительница также предоставила счета от переводчиков. Европейский Суд, соответственно, считает, что ее требования в этой части обоснованны.
208. Европейский Суд также отмечает, что настоящее дело предполагало достаточно большой объем исследовательской работы. Учитывая объем исследования и подготовки, проведенных представителями заявительницы, Европейский Суд не находит эти требования чрезмерными.
209. При таких обстоятельствах Европейский Суд присуждает заявительнице общую сумму в 3900 евро, которые должны быть выплачены представителям непосредственно.
C. Процентная ставка при просрочке платежей
210. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.
На основании изложенного Суд единогласно:
1) признал жалобу на нарушение статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявительницы под стражей в Южно-Сахалинском следственном изоляторе N 62/1 и жалобу на нарушение подпункта "с" пункта 1 и пункта 3 статьи 5 Конвенции приемлемой, а в остальной части неприемлемой;
2) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявительницы под стражей в Южно-Сахалинском следственном изоляторе ИЗ-62/1;
3) постановил, что имело место нарушение подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции;
4) постановил, что имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции;
5) постановил:
(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявительнице следующие суммы:
(i) 10000 евро (десять тысяч евро), подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, в качестве компенсации морального вреда;
(ii) 3900 евро (три тысячи девятьсот евро), подлежащие переводу в фунты стерлингов по курсу, который будет установлен на день выплаты, и переведены представителям заявительницы на их счет в банке в Великобритании, в качестве компенсации судебных расходов и издержек;
(iii) любые налоги, включая налог на добавленную стоимость, обязанность уплаты которых может быть возложена на заявительницу в связи с указанными суммами;
(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;
6) отклонил оставшуюся часть требований заявительницы о справедливой компенсации.
Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 1 апреля 2010 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.
Клаудия Вестердик | Пэр Лоренсен |
