Продукты и услуги Информационно-правовое обеспечение ПРАЙМ Документы ленты ПРАЙМ Постановление Европейского Суда по правам человека от 26 февраля 2009 г. Дело "Кудешкина (Kudeshkina) против Российской Федерации" (жалоба N 29492/05) (Первая секция)

Обзор документа

Постановление Европейского Суда по правам человека от 26 февраля 2009 г. Дело "Кудешкина (Kudeshkina) против Российской Федерации" (жалоба N 29492/05) (Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)


Дело "Кудешкина (Kudeshkina)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 29492/05)


Постановление Суда


Страсбург, 26 февраля 2009 г.


По делу "Кудешкина против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Христоса Розакиса, Председателя Палаты,

Нины Ваич,

Анатолия Ковлера,

Элизабет Штейнер,

Дина Шпильманна,

Джорджио Малинверни,

Георга Николау, судей,

а также при участии Серена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 5 февраля 2009 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:


Процедура


1. Дело было инициировано жалобой N 29492/05, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданкой Российской Федерации Ольгой Борисовной Кудешкиной (далее - заявительница) 12 июля 2005 г.

2. Интересы заявительницы представляли К. Москаленко, А. Паничева и М. Воскобитова, адвокаты, практикующие в г. Страсбурге и г. Москве. Власти Российской Федерации были представлены бывшими Уполномоченными Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым и В.В. Милинчук.

3. Заявительница утверждала, что прекращение ее полномочий судьи после критических высказываний с ее стороны в средствах массовой информации нарушило ее право на свободу выражения мнения, гарантированное статьей 10 Конвенции.

4. Решением от 28 февраля 2008 г. Европейский Суд признал жалобу приемлемой.

5. Власти Российской Федерации подали дополнительные письменные объяснения (пункт 1 правила 59 Регламента Суда), а заявительница воздержалась от этого.


Факты


I. Обстоятельства дела


6. Заявительница родилась в 1951 году и проживает в г. Москве. К моменту рассматриваемых событий она в течение 18 лет занимала должность судьи.

7. С 6 ноября 2000 г. заявительница являлась судьей Московского городского суда.


A. Участие заявительницы в уголовном деле в отношении Зайцева


8. В 2003 году заявительнице было передано на рассмотрение уголовное дело, касающееся превышения полномочий следователем милиции Зайцевым* (* По сообщениям средств массовой информации, П. Зайцев являлся следователем по особо важным делам Следственного комитета при Министерстве внутренних дел Российской Федерации (прим. переводчика).). Он обвинялся в производстве незаконных обысков при расследовании дела о широкомасштабных таможенных и финансовых махинациях с участием группы компаний и, предположительно, высокопоставленных должностных лиц.

9. В июне 2003 г. суд в составе заявительницы, выступавшей председательствующим судьей, и двух народных заседателей И. и Д. начал рассмотрение дела. Во время заседания 26 июня 2003 г. суд предложил государственному обвинителю представить доказательства обвинения. Тот возразил, что суд не обеспечил явку свидетелей обвинения, и выразил протест в отношении способа ведения разбирательства. На следующий день, в пятницу 27 июня 2003 г., он выступил с отводом в отношении заявительницы на основании пристрастности, которую она предположительно продемонстрировала при допросе одного из потерпевших. Иные участники разбирательства, включая потерпевшего, о котором шла речь, возражали против отвода. В тот же день народные заседатели отклонили отвод, после чего государственный обвинитель заявил отвод обоим народным заседателям. Участники разбирательства возражали против отвода, и он был отклонен. В тот же день обвинитель заявил еще один отвод народным заседателям в связи с их пристрастностью, который тогда же был отклонен заявительницей.

10. В понедельник 30 июня 2003 г. оба народных заседателя подали заявление о самоотводе.

11. 1 июля 2003 г. государственный обвинитель заявил, что протокол судебного заседания ведется некорректно, и потребовал ознакомления с протоколом. Суд отказал в удовлетворении его ходатайства на том основании, что ознакомление с протоколами может осуществляться в течение трех дней после их изготовления.

12. 3 июля 2003 г. заявительница удовлетворила заявление обоих народных заседателей о самоотводе, указав следующее:


"На заседании народные заседатели И. и Д. выступили с заявлением о самоотводе, поскольку они не могли участвовать в рассмотрении дела в связи с предвзятым и грубым поведением [государственного обвинителя] в их отношении и в связи с неприемлемой обстановкой на заседании, за которую он несет ответственность и которая вызвала ухудшение их здоровья".


13. Заявительница утверждала, что после этого председатель Московского городского суда Егорова в ходе разбирательства вызвала ее в свой кабинет и спрашивала о подробностях, связанных с разбирательством, затрагивая определенные вопросы ведения процесса и решений по упомянутым выше ходатайствам.

14. Стороны не пришли к единому мнению об обстоятельствах изъятия уголовного дела из производства заявительницы. Заявительница утверждает, что председатель Московского городского суда изъяла дело из ее производства 4 июля 2003 г., на следующий день после самоотвода народных заседателей. Власти Российской Федерации утверждали, что дело оставалось у заявительницы до 23 июля 2003 г., когда оно было изъято из ее производства председателем Московского городского суда, поскольку она допустила промедление с формированием нового состава суда, и имелся риск дальнейшего промедления в связи с ее заявлением о предоставлении ежегодного отпуска с 11 августа по 11 сентября 2003 г., поданным 22 июля 2003 г.

15. 23 июля 2003 г. председатель Московского городского суда передала дело судье M.

16. Заявительница впоследствии выступала судьей по нескольким иным уголовным делам.


B. Участие заявительницы в предвыборной кампании


17. В октябре 2003 г. заявительница выставила свою кандидатуру на всеобщих выборах в Государственную Думу Российской Федерации. Ее предвыборная кампания включала программу судебной реформы.

18. 29 октября 2003 г. Квалификационная коллегия судей г. Москвы удовлетворила просьбу заявительницы о приостановлении ее полномочий до выборов, в которых она участвовала в качестве кандидата.

19. 1 декабря 2003 г. заявительница дала интервью на радиостанции "Эхо Москвы", которое было передано в эфир в тот же день. Она сообщила следующее:


""Эхо Москвы" (ЭМ)... к нам пришли сообщения о том, что действующий судья Мосгорсуда подверг резкой критике существующую судебную систему и рассказал о некоторых фактах давления на суд...

Ольга Кудешкина (OK): Это действительно так. Годы работы в Мосгорсуде вселили в меня серьезные сомнения в существовании независимости суда в Москве. Случаи, когда по делам, представляющим не только большой общественный интерес, но и по делам, затрагивающим интересы каких-либо значимых влиятельных лиц или конкретных групп, оказывается на суд давление с целью принятия нужного решения, не так уж редки в Москве...

ЭМ: Что ж это было за дело, где вы столкнулись с таким откровенным и серьезным давлением на вас?

OK: Многие, наверное, слышали об уголовном деле по контрабанде мебели, поступавшей в крупные торговые центры г. Москвы. Это "Три кита" и "Гранд". Ущерб от этого преступления, определенный следствием, составил несколько миллионов рублей. Среди тех, кем заинтересовалось следствие, возглавляемое следователем Зайцевым, были личности весьма влиятельные и известные. Это дело получило большой резонанс в связи с тем, что Генеральная прокуратура в срочном порядке изъяла из производства следственного комитета Министерства внутренних дел данное уголовное дело, а к уголовной ответственности [за превышение полномочий] привлекла следователя Зайцева.

ЭМ: И вы рассматривали дело не мебельных центров, а дело именно этого следователя?

OK: Да, дело в отношении следователя Зайцева. Первоначально Мосгорсуд, рассмотрев дело, оправдал Зайцева. Более того, суд в приговоре прямо указал, что действия работников самой Генеральной прокуратуры при расследовании данного дела порой не соответствовали закону, а иногда прямо нарушали его. Таким образом, престиж Генеральной прокуратуры в глазах общественности был серьезно подорван.

ЭМ: И решение суда было опротестовано, насколько я помню?

OK: Да, решение суда было опротестовано. Коллегия Верховного Суда приговор отменила и направила дело в Мосгорсуд на новое судебное рассмотрение.

ЭМ: Это дело получили вы?

OK: Да. В своем определении судебная коллегия указала, на что необходимо обратить внимание суду при новом рассмотрении дела.

ЭМ: Насколько я знаю, вы не смогли довести расследование этого дела до конца... Что случилось?

OK: Дело без объяснения причин, уже в ходе рассмотрения его, было изъято из моего производства по личному указанию председателя Мосгорсуда Егоровой...

ЭМ: Что предшествовало изъятию дела?

OK: В судебном заседании суд стал исследовать доказательства по делу, представленные обвинением, стал допрашивать потерпевших. Но государственный обвинитель, представитель Генеральной прокуратуры, наверное, счел, что показания потерпевших свидетельствуют не в пользу обвинения. Поэтому он стал делать все, для того чтобы сорвать процесс. С таким поведением прокурора в судебном заседании за 20 лет судебной практики я столкнулась впервые... он, по существу, пытался поставить суд в жесткие рамки - какие вопросы можно задавать потерпевшим, а какие нельзя... если суд выходит за эти рамки, он тут же начинает заявлять немотивированные отводы, немотивированные ходатайства...

ЭМ... как обычно поступают судьи в подобной ситуации, когда видят, что представитель той или иной стороны в процессе откровенно нарушает закон? Вы к кому-то можете обратиться за помощью, поддержкой, разъяснениями хотя бы?

OK: Да, по закону суд... мог обратиться к Генеральному прокурору о замене государственного обвинителя в процессе, указав на его поведение в судебном заседании. Но именно в этот момент меня вызвала к себе в кабинет председатель Мосгорсуда Егорова.

ЭМ: Подождите, а разве председатель Мосгорсуда может вмешиваться в сам ход ведения вами процесса?

OK: Нет, конечно. Ведь уголовное судопроизводство в России, согласно закону, должно строиться на принципе состязательности сторон, при котором суд не выступает ни на стороне обвинения, ни на стороне защиты... Мне в явной форме дали понять, что в данном случае председатель Мосгорсуда и руководство Генпрокуратуры по данному делу действуют едино...

ЭМ... по вашему мнению, это случай скорее единичный или это широко распространенная практика?

OK: Нет, насколько мне известно, такие случаи не единичны, когда суд, по существу, превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов. Вся опасность в том, что в такой ситуации никто не может быть застрахован и уверен в том, что его дело, любое, будь то гражданское, административное или уголовное, будет разрешено по закону, а не в угоду кому-либо... Да, я хорошо понимаю, какое заявление я сделала. Но если все судьи будут молчать об этом, в стране уже в самое ближайшее время может просто наступить судебный беспредел".


20. 4 декабря 2003 г. две газеты - "Новая газета" и "Известия" - опубликовали интервью с заявительницей.

21. Интервью в "Новой газете" в соответствующей части содержало следующее:


"...За 20 лет работы в судах мне приходилось рассматривать самые разные дела: гражданские, уголовные и административные. Я рассмотрела многие сотни, если не тысячи дел, насмотрелась много чего, судебную систему знаю глубоко и изнутри. Но того, что произошло между мной и Егоровой, я раньше и представить себе не смогла бы. Скажу, что в Сибири суды намного чище, чем в Москве. Там и представить себе нельзя таких грубо заказных дел или таких разговоров о коррупции...

Это не просто конфликт, это было беспрецедентное давление на суд. Егорова вызывала меня несколько раз, когда прокуратуре казалось, что слушания движутся не в том направлении, а последний раз - из совещательной комнаты, что вообще неслыханно. Никогда на меня никто так не кричал. Я бы не пошла, если бы знала, зачем она меня вызывает...

Именно в результате конфликта с Егоровой я и решилась, если повезет на выборах, сменить профессию. Мне есть чем заняться в высшем органе законодательной власти: это проблемы правосудия. Я сомневаюсь, чтобы в каком-нибудь из провинциальных судов творились такие же запредельные безобразия, как в Мосгорсуде, но это вопрос степени, а проблемы-то общие.

Судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда. Механизм давления основан на том, что прокурор или другие влиятельные и заинтересованные лица звонят не [судье], а председателю суда. Председатель вызывает судью и начинает сначала мягко, в форме рекомендаций или консультаций, а затем и более жестко убеждать судью принять "правильное", то есть угодное кому-то решение. Судья же зависим от председателя суда в элементарных вопросах получения квартиры или премий, в вопросах распределения дел для слушания. При желании председатель суда всегда найдет в работе судьи такие недостатки (при существующем навале дел нельзя, например, избежать элементарной волокиты), которые позволят прекратить его полномочия через квалификационную коллегию судей, которую тоже контролируют чиновники от правосудия...реально суд до сих пор чаще всего выступает на стороне обвинения. Суд превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов.

Никто не может быть уверен, что его дело - будь то гражданское, административное или уголовное - будет разрешено по закону, а не в угоду кому-то. Сегодня это следователь Зайцев, расследовавший уголовное дело по контрабанде мебели, а завтра может быть любой из нас..."


Интервью в "Известиях" в соответствующей части содержало следующее:


""Известия": Почему вы пошли на выборы?

OK: Когда смотришь на то, что происходит вокруг, просто поражаешься беззаконию. По отношению к обычному человеку закон соблюдается весьма строго, но совсем не так по отношению к людям, занимающим высокие должности. А ведь они тоже нарушают закон. Я хотела бы участвовать в создании законов, при которых судебная власть действительно была бы независимой...

"Известия": А как на практике выглядит давление?

OK: Это такие консультации, деловые советы, обычно по делам, которые имеют большой общественный резонанс. Иногда это имеет нормальную подоплеку - в рамках ученого спора. Судья говорит свою позицию, зампредседателя - свою. Сам председатель редко работает напрямую с судьей. В таких совещаниях руководство суда выясняет степень управляемости каждого судьи и [при распределении дел] знает, кому можно поручить щекотливое дело, а с кем лучше не связываться...

"Известия": В чем конкретно выражалось давление на вас?

OK: Давление было со стороны государственного обвинителя. Только задашь потерпевшему вопрос, тут же он заявляет тебе отвод. Я за 20 лет работы с таким не сталкивалась. Зайцева обвиняли в превышении служебных полномочий. Он провел обыск без санкции прокурора. Закон допускает это в случаях, не терпящих отлагательств, и следователь в течение 24 часов должен поставить об этом в известность прокуратуру. Прокуратуру Зайцев уведомил, а суду предстояло выяснить, была ли срочная необходимость в обысках. Для этого надо было исследовать дело фирм "Гранд" и "Три кита", торгующих мебелью. Но государственный обвинитель своими постоянными протестами вообще не давал возможности суду коснуться этого дела..."


22. 7 декабря 2003 г. были проведены всеобщие выборы. Заявительница не была избрана.

23. 24 декабря 2003 г. Квалификационная коллегия судей г. Москвы возобновила судебные полномочия заявительницы с 8 декабря 2003 г.


C. Жалоба заявительницы на председателя Московского городского суда


24. 2 декабря 2003 г. заявительница обратилась в Высшую квалификационную коллегию судей со следующей жалобой:


"Я требую привлечения председателя Московского городского суда Ольги Александровны Егоровой к дисциплинарной ответственности за оказание незаконного давления на меня в июне 2003 г., когда я выступала председательствующим судьей на слушании уголовного дела в отношении П.В. Зайцева. Она потребовала от меня отчета по существу дела в то время, когда рассмотрение еще не было закончено, а также сообщения о том, к принятию каких решений склоняется суд; для этого она даже вызвала меня из совещательной комнаты. [Она] настаивала на изъятии определенных документов из материалов дела, принуждала к искажению протокола заседания, а также порекомендовала мне предложить народным заседателям не являться в заседание. После моего отказа подчиниться этому незаконному давлению [она] изъяла дело из моего производства и передала его другому судье.

Конкретные обстоятельства изложены далее.

Я была назначена рассматривать дело в отношении Зайцева, и суд, в состав которого входили два народных заседателя И. и Д., начал рассмотрение дела.

Начав рассмотрение дела, суд допросил ряд потерпевших. Государственный обвинитель, представлявший Генеральную прокуратуру, явно решил, что этот допрос не отвечал интересам обвинения, и поэтому делал все возможное, чтобы сорвать слушание. Без каких-либо оснований он заявил отвод мне в качестве судьи, народным заседателям и всему составу суда. Его заявления носили унизительный, грубый и оскорбительный для суда характер и явно не соответствовали действительности. Вскоре после того как заявление об отводе было отклонено судом, председатель Московского городского суда Егорова вызвала меня в свой кабинет.

В нарушение статьи 120 Конституции и статьи 10 Закона "О статусе судей в Российской Федерации"" председатель Московского городского суда потребовала от меня объяснения того, почему народные заседатели и я задавали тот или иной вопрос потерпевшим в ходе слушания, и почему то или иное ходатайство сторон было отклонено или удовлетворено. В моем присутствии председатель Мосгорсуда разговаривала по телефону с [первым заместителем генерального прокурора], утвердившим обвинительное заключение в отношении Зайцева. Егорова сообщила [первому заместителю генерального прокурора], что судья вызвана для выяснения происходящего в процессе.

Вернувшись в свой кабинет, я рассказала народным заседателям о том, что произошло. К этому времени они уже находились в подавленном состоянии из-за повторявшихся безосновательных возражений и оскорбительных отводов в их отношении со стороны государственного обвинителя, и поэтому они считали невозможным продолжение своего участия в разбирательстве. Одному из народных заседателей, И., пришлось обратиться за медицинской помощью в связи с ухудшением здоровья. По этим причинам они приняли решение о самоотводе, открыто указав в заявлении, что причиной их самоотвода было давление, оказанное на них представителем Генеральной прокуратуры.

На следующем заседании народные заседатели заявили о своем самоотводе по вышеуказанным основаниям. Соответствующие письменные заявления были переданы мне для приобщения к материалам дела, и суд удалился в совещательную комнату.

Я вновь была вызвана из совещательной комнаты председателем Московского городского суда Егоровой. На этот раз она потребовала, чтобы я объяснила, что мы делали в совещательной комнате и какие решения мы собирались принять. Главное ее требование заключалось в том, чтобы в письменных заявлениях народных заседателей не упоминалось, что основанием для их самоотвода было давление на суд. Председатель Московского городского суда также настаивала на изъятии из протокола судебного заседания любого упоминания о поведении прокурора, которое заседатели восприняли как давление. По сути, Егорова вынуждала меня сфальсифицировать материалы дела. Кроме того, она предложила мне сделать так, чтобы заседатели не явились на слушание, буквально сказав "попросите их больше не приходить в суд". Цель была очевидна - если заседатели не являются, слушание дела становится невозможным. Создавалось впечатление, что по какой-то причине [она] не хотела, чтобы рассмотрение дела продолжалось этим составом суда. Незаконность действий председателя Московского городского суда была очевидна.

Я не выполнила ни одного из ее указаний. Заявления народных заседателей о самоотводе были приобщены к материалам дела, суд удовлетворил их, указав, что причиной тому было давление, оказанное Генеральной прокуратурой. В протоколе судебного заседания было отражено все, что произошло в судебном заседании.

После того как я поставила подпись [под протоколом], Егорова изъяла это дело из моего производства и передала его другому судье без указания причин.

Я считаю, что такие действия председателя Московского городского суда Ольги Александровны Егоровой несовместимы со статусом судьи, подрывают авторитет правосудия и, таким образом, разрушительны для судебной системы, за что она должна понести ответственность. С соответствующим требованием я обращаюсь в Высшую квалификационную коллегию судей Российской Федерации".


25. 15 декабря 2003 г. Д., одна из народных заседателей, заявившая 3 июля 2003 г. о самоотводе при рассмотрении уголовного дела в отношении Зайцева, направила письмо в Высшую квалификационную коллегию судей в поддержку заявительницы:


"После публикации интервью с судьей Кудешкиной... я решила написать вам, потому что я принимала участие в деле Зайцева в качестве народного заседателя.

Я полностью поддерживаю все сказанное судьей Кудешкиной в этом интервью.

В ходе разбирательства [государственный обвинитель] делал все для того, чтобы помешать суду рассматривать дело. Он был груб и агрессивен по отношению к суду; в своих высказываниях и требованиях он намеренно искажал происходившее в судебном заседании и неоднократно заявлял отводы составу суда. Эти ходатайства были облечены в унизительную, даже оскорбительную форму. Делая это, он оказывал давление на суд, чтобы принудить его к вынесению решения, устраивающего его, либо, в качестве альтернативного варианта, чтобы сорвать слушание.

Я была этим потрясена, но каково было мое удивление, когда я узнала о давлении, которое председатель суда также оказывала на судью Кудешкину!

Мы, заседатели, присутствовали в момент, когда, во время перерыва, судья Кудешкина получила телефонный звонок от председателя суда с требованием прийти к ней. Через некоторое время судья Кудешкина вернулась. Она была расстроена и подавлена. На наш вопрос она ответила, что председатель суда Егорова обвинила ее в том, что суд уклоняется от рассмотрения дела; что народные заседатели задавали потерпевшим неправильные вопросы; и что она предложила судье Кудешкиной организовать неявку народных заседателей в заседание суда... На следующее утро... мы с И. решили заявить о самоотводе.

В начале заседания в тот день государственный обвинитель, до того, как был вызван судом, начал с заявления ходатайства, в котором он, по сути, вновь унизил и оскорбил меня, повторив замечание, которое высказал обо мне [потерпевший] вне зала... он не отреагировал на замечание судьи.

После этого... я заявила о самоотводе в связи с грубым и оскорбительным поведением государственного обвинителя, которое нельзя расценивать иначе, как давление на суд. Затем И. также заявила о самоотводе.

До данного разбирательства я никогда не встречалась ни с кем [из участников дела]: ни с судьей, ни с Зайцевым, ни с государственным обвинителем, ни с защитником; у меня не было никакой личной заинтересованности в этом деле. Поэтому поведение государственного обвинителя было необъяснимым и шокирующим для меня.

Около 18 часов судья Кудешкина была вызвана из совещательной комнаты, где суд принимал решение. Ее вызвала к себе председатель суда...

На следующий день... судья Кудешкина рассказала нам, что председатель суда накричала на нее, требуя, чтобы она не приобщала заявления [заседателей] о самоотводе к материалам дела и не упоминала о причине самоотвода в определении суда.

И. и я были шокированы происходящим. Сначала на нас оказывал давление в ходе разбирательства прокурор, а затем выяснилось, что и [председатель суда] участвует в этом.

Каково же было мое удивление, когда [заместитель председателя суда] зашла в совещательную комнату и начала убеждать меня и И. не ссылаться на поведение прокурора в определении суда, а указать в наших заявлениях и определении суда, что наш самоотвод обусловлен состоянием здоровья. Она сказала, что меня и И. будут приглашать для участия в других разбирательствах.

И. и я отказались изменить свои заявления, и после ухода заместителя суд принял определение [об удовлетворении заявлений о самоотводе], которое отражало то, что произошло.

Я была народным заседателем и ранее в нескольких других разбирательствах, но впервые столкнулась с таким давлением на суд.

Прошу вас рассмотреть вышеописанные события и принять меры в отношении [председателя суда и ее заместителя]".


26. 16 декабря 2003 г. И., другой народный заседатель, заявившая о самоотводе, направила аналогичное письмо в Высшую квалификационную коллегию судей.

27. Аналогичное заявление было направлено секретарем суда T. председателю Верховного Суда Российской Федерации. Она сообщала о своем участии в деле Зайцева и предлагала засвидетельствовать, что председатель суда действительно неоднократно вызывала заявительницу, которая была сильно расстроена вмешательством в ход разбирательств. Она также жаловалась на неприемлемое поведение государственного обвинителя, которое, по ее мнению, вынудило народных заседателей заявить о самоотводе.

28. После подачи заявительницей жалобы от 2 декабря 2003 г. Высшая квалификационная коллегия судей поручила С., судье Арбитражного суда г. Москвы, рассмотреть обвинения в отношении Егоровой.

29. Власти Российской Федерации представили копию заключения, подготовленного С. и переданного в Высшую квалификационную коллегию судей, которое содержало следующие выводы:


"- в ходе рассмотрения уголовного дела в отношении Зайцева сама заявительница обращалась к Егоровой за советом относительно ведения разбирательства с учетом поведения государственного обвинителя;

- иные разговоры между заявительницей и Егоровой и, в другом случае, заместителем председателя суда, происходили наедине и установить их содержание невозможно;

- достаточные доказательства того, что Егорова оказывала давление на заявительницу, отсутствовали, поскольку Егорова и заместитель председателя суда отрицали обвинения;

- Егорова передала уголовное дело в отношении Зайцева другому судье на том основании, что Кудешкина "была неспособна вести судебное разбирательство, ее процессуальные действия были непоследовательны, [она действовала] в нарушение принципов состязательности и равенства сторон, она высказывала юридическое мнение в отношении незавершенного уголовного дела и пыталась получить консультации председателя суда по делу, а также с учетом конфиденциальных сообщений соответствующих органов, переданных председателю Московского городского суда в отношении судьи Кудешкиной в связи с рассмотрением дела Зайцева и других уголовных дел"."


30. 11 мая 2004 г. Высшая квалификационная коллегия судей представила председателю Верховного Суда свои выводы по жалобе на Егорову. Он принял решение, без указания мотивов, об отсутствии оснований для привлечения Егоровой к дисциплинарной ответственности.

31. 17 мая 2004 г. Высшая квалификационная коллегия судей решила не возбуждать дисциплинарное разбирательство в отношении Егоровой. Копия этого решения не была представлена Европейскому Суду. В тот же день заявительница была извещена письмом о том, что ее жалоба в отношении председателя суда рассмотрена и необходимость в дальнейших действиях отсутствует.


D. Прекращение полномочий заявительницы


32. Между тем в неустановленную дату, предшествовавшую возобновлению судейских полномочий заявительницы, председатель Совета судей г. Москвы потребовал прекращения судейских полномочий заявительницы. Он обратился в Квалификационную коллегию судей г. Москвы, утверждая, что во время предвыборной кампании поведение заявительницы было несовместимо с авторитетом и должностью судьи. Он заявил, что в своих интервью она намеренно оскорбляла судебную систему и отдельных судей, а также выступала с ложными утверждениями, которые могли ввести в заблуждение общественность и умалять авторитет правосудия. Заявительница представила возражения.

33. Заседание Квалификационной коллегии судей г. Москвы было назначено на 24 марта 2004 г., но затем отложено до 31 марта 2004 г. по просьбе заявительницы, вызванной состоянием здоровья. Впоследствии оно вновь было отложено до 14 апреля 2004 г. в связи с неявкой заявительницы, затем до 28 апреля 2004 г., 12 мая 2004 г. и, наконец, 19 мая 2004 г.

34. 19 мая 2004 г. Квалификационная коллегия судей г. Москвы рассмотрела обращение Совета судей г. Москвы. Заявительница не присутствовала на заседании, по-видимому, без уважительной причины. Квалификационная коллегия судей г. Москвы решила, что заявительница совершила дисциплинарное правонарушение и ее судейские полномочия подлежат прекращению в соответствии с Законом "О статусе судей в Российской Федерации". В соответствующей части решение предусматривало:


"Во время своей предвыборной кампании, для того чтобы добиться известности и популярности у избирателей, судья Кудешкина умышленно распространяла вводящие в заблуждение, сфальсифицированные и оскорбительные представления о судьях и судебной системе Российской Федерации, умаляя авторитет правосудия и подрывая престиж профессии судьи, в нарушение Закона "О статусе судей в Российской Федерации" и Кодекса чести судьи Российской Федерации.

Так, в ноябре 2003 г., на встрече с [избирателями ее] округа, судья Кудешкина утверждала, что Генеральная прокуратура оказывает беспрецедентное давление на судей во время рассмотрения ряда уголовных дел в Московском городском суде.

В своем интервью в прямом эфире на радиостанции "Эхо Москвы" 1 декабря 2003 г. судья Кудешкина заявила, что "годы работы в Мосгорсуде вселили в меня серьезные сомнения в существовании независимости суда в Москве"; "судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда"; "суд, по существу, превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов", "если все судьи будут молчать об этом, в стране уже в самое ближайшее время может просто наступить судебный беспредел".

В интервью газете "Известия" от 4 декабря 2003 г. судья Кудешкина заявила: "Когда смотришь на то, что происходит вокруг, просто поражаешься беззаконию. По отношению к обычному человеку закон соблюдается весьма строго, но совсем не так по отношению к людям, занимающим высокие должности. А ведь они тоже нарушают закон - но их не привлекают к ответственности"; "руководство суда выясняет степень управляемости каждого судьи и [при распределении дел] знает, кому можно поручить щекотливое дело, а с кем лучше не связываться".

В другом интервью с судьей Кудешкиной, опубликованном в "Новой газете" 4 декабря 2003 г., она также заявила, что "в Сибири суды намного чище, чем в Москве. Там и представить себе нельзя таких грубо заказных дел или таких разговоров о коррупции"; "я сомневаюсь, чтобы в каком-нибудь из провинциальных судов творились такие же запредельные безобразия, как в Мосгорсуде, но это вопрос степени, а проблемы-то общие"; "судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда. Механизм давления основан на том, что прокурор или другие влиятельные и заинтересованные лица звонят не [судье], а председателю суда. Председатель вызывает судью и начинает сначала мягко, в форме рекомендаций или консультаций, а затем и более жестко убеждать судью принять "правильное", то есть угодное кому-то решение"; "реально суд до сих пор чаще всего выступает на стороне обвинения. Суд превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов. Никто не может быть уверен, что его дело - будь то гражданское, административное или уголовное - будет разрешено по закону, а не в угоду кому-то".

Действуя таким образом, судья Кудешкина осознанно и намеренно распространяла в гражданском обществе неверные и ложные выдумки о произволе, якобы царящем в судебной сфере; о том, что судьи, рассматривая некоторые дела, оказываются под постоянным и неприкрытым давлением, оказываемым через посредство председателей судов; что председатели судов предварительно выясняют степень управляемости каждого судьи, чтобы определить, кому можно доверить вынесение заведомо несправедливого решения по делу; что никто не может быть уверен, что его дело будет разрешено беспристрастным судом; что на деле судьи предают интересы правосудия, выступая на стороне обвинения во многих случаях; что судья в этой стране не является независимым и честным, а [является] обычным зависимым государственным служащим; что в стране творится беззаконие и судебный хаос".

Вышеупомянутые высказывания судьи Кудешкиной явно основаны на домыслах, заведомо ложных и искаженных фактах.

Однако распространение судьей такой информации представляет огромную общественную опасность, поскольку означает преднамеренное умаление авторитета правосудия и умышленный подрыв престижа профессии судьи, а также насаждает неверные представления о коррумпированности, зависимости и пристрастности судебных органов власти в стране. Это ведет к утрате общественного доверия в справедливость и беспристрастность разбирательства дел судом.

В результате ложная информация, распространенная в гражданском обществе судьей Кудешкиной, членом судейского сообщества России, подорвала общественное доверие к судебной системе в России как к независимому и беспристрастному институту; таким образом, многие граждане ошибочно стали думать, что все судьи в нашей стране беспринципны, необъективны и коррумпированы, что, осуществляя свои полномочия, они преследуют только собственные корыстные цели или иные эгоистические цели и интересы...

В поддержку своих беспочвенных и необоснованных попыток очернения судебной системы страны судья Кудешкина ссылалась [в своих интервью] на уголовное дело в отношении П.В. Зайцева, в котором она ранее участвовала в качестве судьи.

Она также ссылалась на это дело в своей жалобе в Высшую квалификационную коллегию судей Российской Федерации...

В соответствии с письмом председателя Высшей квалификационной коллегии судей (исх. N BKK-7242/03 от 17 мая 2004 г.), Высшая квалификационная коллегия судей Российской Федерации провела проверку заявлений, содержащихся в жалобе судьи Кудешкиной; председатель Верховного Суда Российской Федерации, учитывая результаты проверки, не нашел оснований для удовлетворения ее жалобы.

Таким образом, заявления о вмешательстве в осуществление судьей Кудешкиной ее судебных полномочий не нашли подтверждения по результатам проверки.

Квалификационная коллегия судей г. Москвы отмечает, что судья Кудешкина не выступила с данными заявлениями в период, когда она рассматривала дело в отношении Зайцева, а сделала это спустя почти полгода, во время и непосредственно после предвыборной кампании. Поэтому квалификационная коллегия считает, что распространение судьей Кудешкиной ложной и недостоверной информации основано только на ее субъективных догадках и личных измышлениях.

Кроме того, делая высказывания в СМИ, судья Кудешкина раскрыла конкретную фактическую информацию, касавшуюся уголовного дела в отношении Зайцева, до того, как приговор по этому делу вступил в законную силу...

[Закон "О статусе судей в Российской Федерации" и Кодекс чести судьи Российской Федерации] обязывали ее воздержаться от любых публичных высказываний, дискредитирующих суд и судебную [систему] в целом...

В целом Квалификационная коллегия судей г. Москвы находит, что действия судьи Кудешкиной умаляли честь и достоинство судьи, дискредитировали авторитет правосудия [и] нанесли значительный ущерб престижу профессии судьи, составляя, таким образом, дисциплинарное правонарушение.

Избирая дисциплинарное наказание для судьи Кудешкиной, квалификационная коллегия принимает во внимание, что своими высказываниями [она] дискредитировала судей и судебную систему России; она распространила ложную информацию о своих коллегах; она променяла достоинство, ответственность и честь судьи на политическую карьеру; продемонстрировала пристрастность при рассмотрении дела; предпочла собственные политические и другие интересы ценностям правосудия; злоупотребила своим статусом судьи, пропагандируя правовой нигилизм и нанося непоправимый ущерб основам правосудия..."


35. В решении указывалось, что оно может быть обжаловано в суде в течение 10 дней* (* Буквально "с момента вручения" (прим. переводчика).).

36. Заявительница обратилась в Московский городской суд с жалобой на решение Квалификационной коллегии судей г. Москвы.

37. 13 сентября 2004 г. заявительница ходатайствовала перед председателем Верховного Суда о передаче ее дела из Московского городского суда в другой суд в связи с небеспристрастностью первого.

38. 7 октября 2004 г. Московский городской суд в составе одного судьи начал рассматривать дело. Заявительница сначала заявила отвод судье на том основании, что он был членом Совета судей г. Москвы и, следовательно, был непосредственно связан с другой стороной разбирательства. Кроме того, она утверждала, что Московский городской суд в любом составе не будет независимым и беспристрастным, так как спорные высказывания непосредственно относились к самому суду и его председателю. Это заявление было рассмотрено в тот же день и отклонено на том основании, что передача дела другому судье того же суда была невозможна, и только вышестоящий суд мог передать дело в другой суд. Заявительница обратилась с ходатайством об отложении разбирательства до вынесения Верховным Судом решения по ее ходатайству о передаче дела; в удовлетворении данного ходатайства также было отказано.

39. 8 октября 2004 г. Московский городской суд оставил решение Квалификационной коллегии судей г. Москвы без изменения. Он пришел к выводу, что высказывания заявительницы в средствах массовой информации были ложными, необоснованными и умаляющими репутацию судебной власти и авторитет судов. Он также установил, что заявительница публично выразила мнение, предрешавшее исход незавершенного уголовного дела. Суд пришел к выводу о том, что заявительница злоупотребила своим правом на свободу выражения мнения в угоду политическим амбициям, что она публично отрицала верховенство права и что такое поведение было несовместимо с должностью судьи. Суд отклонил довод заявительницы о том, что решение было принято в ее отсутствие, указав, что после многочисленных отложений она не представила суду документа, объясняющего причины ее отсутствия. Он также отклонил ее возражение о том, что во время предвыборной кампании ее полномочия судьи были приостановлены, и постановил, что во время приостановления полномочий она по-прежнему была связана правилами поведения, касающимися судей. Что касается применимости Кодекса чести судьи Российской Федерации, суд решил, что он действовал и имел обязательную силу в период, относящийся к обстоятельствам дела, и мог быть применен к делу.

40. Заявительница обжаловала решение в Верховный Суд.

41. 25 октября 2004 г. заявительница получила письмо судьи Верховного Суда Р., в котором сообщалось, что ее ходатайство о передаче дела из Московского городского суда было отклонено, поскольку противоречило правилам подсудности.

42. 19 января 2005 г. Верховный Суд Российской Федерации, действуя в качестве суда последней инстанции, оставил без изменения решение от 8 октября 2004 г., повторив выводы, ранее сделанные Квалификационной коллегией судей г. Москвы и Московским городским судом. Что касается предполагаемой небеспристрастности Московского городского суда, который рассматривал дело в первой инстанции, Верховный Суд счел, что заявительница не обращалась с соответствующими жалобами в ходе разбирательства в Московском городском суде, в связи с чем не могла заявлять данное возражение в кассационной инстанции.


II. Применимое национальное законодательство и практика


A. Правила о судейской этике и дисциплинарных правонарушениях


43. Закон N 3132-I от 26 июня 1992 г. "О статусе судей в Российской Федерации" предусматривает:


Статья 3. Требования, предъявляемые к судье

"1. Судья обязан неукоснительно соблюдать Конституцию Российской Федерации и другие законы.

2. Судья при исполнении своих полномочий, а также во внеслужебных отношениях должен избегать всего, что могло бы умалить авторитет судебной власти, достоинство судьи или вызвать сомнение в его объективности, справедливости и беспристрастности".


Статья 12.1. Дисциплинарная ответственность судей

"За совершение дисциплинарного проступка (нарушение норм настоящего Закона, а также положений кодекса судейской этики, утверждаемого Всероссийским съездом судей) на судью, за исключением судей Конституционного Суда Российской Федерации, может быть наложено дисциплинарное взыскание в виде:

- предупреждения; [или]

- досрочного прекращения полномочий судьи.

Решение о наложении на судью дисциплинарного взыскания принимается квалификационной коллегией судей, к компетенции которой относится рассмотрение вопроса о прекращении полномочий этого судьи на момент принятия решения..."


44. Кодекс чести судьи Российской Федерации, утвержденный Советом судей Российской Федерации 21 октября 1993 г. и одобренный на II Всероссийском съезде судей в июле 1993 г., предусматривает:


Статья 1.3. Общие требования, предъявляемые к судье

"Судья должен избегать всего, что могло бы умалить авторитет судебной власти. Он не вправе причинять ущерб престижу своей профессии в угоду личным интересам или интересам других лиц".


Статья 2.5. Правила осуществления профессиональной деятельности судьи

"...Судья не вправе делать публичных заявлений, комментариев, выступлений в прессе по делам, находящимся в производстве суда до вступления в силу постановлений, принятых по ним. Судья не вправе публично вне рамок профессиональной деятельности подвергать сомнению постановления судов, вступившие в законную силу, и действия своих коллег".


Статья 3.3. Внеслужебная деятельность судьи

"Судья может участвовать в общественной деятельности, если она не наносит ущерб авторитету суда и надлежащему исполнению судьей своих профессиональных обязанностей".


B. Прекращение полномочий судьи


45. Статья 14 Закона "О статусе судей в Российской Федерации" предусматривает следующее:


"1. Полномочия судьи прекращаются по следующим основаниям...

(7) занятие деятельностью, несовместимой с должностью судьи".


46. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации предусматривает следующее:


Статья 27. Гражданские дела, подсудные Верховному Суду Российской Федерации

"1. Верховный Суд Российской Федерации рассматривает в качестве суда первой инстанции гражданские дела...

(3) об оспаривании постановлений о приостановлении или прекращении полномочий судей либо о прекращении их отставки..."


47. Статья 26 Федерального закона от 14 марта 2002 г. "Об органах судейского сообщества" предусматривает, что споры, касающиеся прекращения полномочий судей, разрешаются в судах субъектов Российской Федерации.

48. 2 февраля 2006 г. Конституционный Суд указал в определении N 45-О:


"Подсудность дел об оспаривании решений квалификационных коллегий судей субъектов Российской Федерации о приостановлении или прекращении полномочий судьи либо о прекращении его отставки должна определяться пунктом 3 части первой статьи 27 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, в соответствии с которым только Верховный Суд Российской Федерации рассматривает в качестве суда первой инстанции гражданские дела об оспаривании постановлений о приостановлении либо прекращении полномочий судей или о прекращении их отставки".


C. Состав суда и распределение дел между судьями


49. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации предусматривает:


Статья 242 Неизменность состава суда

"1. Уголовное дело рассматривается одним и тем же судьей или одним и тем же составом суда.

2. Если кто-либо из судей лишен возможности продолжать участвовать в судебном заседании, то он заменяется другим судьей и судебное разбирательство уголовного дела начинается сначала".


50. Закон N 3132-I от 26 июня 1992 г. "О статусе судей" предусматривает:


Статья 6.2 Полномочия председателей и заместителей председателей судов

"1. Председатель суда наряду с осуществлением полномочий судьи соответствующего суда, а также процессуальных полномочий, установленных для председателя суда федеральными конституционными законами и федеральными законами, осуществляет следующие функции:

(1) организует работу суда...

(3) распределяет обязанности между заместителями председателя, а также в порядке, установленном федеральным законом, - между судьями..."


51. Инструкция по судебному делопроизводству, действовавшая в период, относящийся к обстоятельствам дела, предусматривала, что председатель суда осуществляет руководство аппаратом суда и организационно-техническим обеспечением.

52. В соответствии с общепринятой практикой председатель суда распределяет поступающие в суд дела между судьями соответствующего суда.


Право


I. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции


53. Заявительница жаловалась, что прекращение ее полномочий судьи после высказываний в средствах массовой информации представляло собой нарушение ее права на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10 Конвенции, которая предусматривает:


"1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует Государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия".


A. Доводы сторон


1. Доводы заявительницы


54. Заявительница жаловалась на то, что прекращение ее полномочий судьи решением Квалификационной коллеги судей г. Москвы в связи с ее критическими публичными высказываниями было несовместимо с принципами, провозглашенными в статье 10 Конвенции. Она подчеркивала, что судьи, как и иные лица, пользуются защитой статьи 10 Конвенции и что вмешательство в ее свободу выражения мнения не было "предусмотрено законом", не преследовало законную цель и, наконец, не было необходимо в демократическом обществе. Ее доводы могут быть изложены следующим образом.


(a) "Предусмотрено законом"

55. Заявительница утверждала, что дисциплинарное взыскание было наложено на нее незаконно. Она полагала, что положения Закона "О статусе судей", примененные в ее деле, сформулированы слишком неопределенно, чтобы служить правовой основой для привлечения к ответственности. Что касается Кодекса чести судьи, она утверждала, что он не имел силы закона, поскольку не был законно утвержден на Всероссийском съезде судей, как того требует Закон "О статусе судей", а лишь одобрен этим органом.

56. Далее она оспорила подсудность Московскому городскому суду дела, в рамках которого она оспаривала решение Квалификационной коллегии судей г. Москвы. Она ссылалась на положения Гражданского процессуального кодекса, в соответствии с которым Верховный Суд рассматривает в качестве суда первой инстанции дела об оспаривании решений о прекращении полномочий судей. Она также считала недопустимым рассмотрение Московским городским судом дела, касающегося критики в отношении указанного суда и его председателя. Ее ходатайства в Московский городской суд и Верховный Суд о передаче дела в Верховный Суд были отклонены.


(b) Законная цель

57. По мнению заявительницы, хотя власти утверждали, что прекращение ее полномочий было необходимо для "обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия", это не было действительной целью оспариваемой меры. Она утверждала, что власти были намерены продемонстрировать всем членам судейского сообщества, что информация о нарушениях в работе судебной системы не должна становиться достоянием общественности, чтобы оградить судейское сообщество от общественного контроля даже по делам, касающимся применения процессуальных гарантий.

58. Далее она утверждала, что независимость и беспристрастность суда являются в России, где граждане мало доверяют судам и правосудию, вопросами, представляющими всеобщий интерес. Она приняла решение обнародовать факты давления на суд и рядовых судей, потому что полагала, что привлечение внимания общественности к этой проблеме послужит интересам правосудия и принципам независимости и беспристрастности лучше, чем сокрытие негативных фактов.

59. Что касается "защиты репутации или прав других лиц", заявительница выражала сомнение в том, что репутация или права председателя Московского городского суда требовали защиты в форме дисциплинарного разбирательства. Если Егорова или иное лицо считали, что их репутация умалена, и желали получить компенсацию, они могли возбудить гражданское дело о защите чести, достоинства и деловой репутации или даже потребовать возбуждения уголовного дела по факту клеветы. Однако такие требования не выдвигались, и органы власти не должны были заменять собой лиц, предположительно затронутых высказываниями заявительницы.


(c) "Необходимо в демократическом обществе"

60. Наконец, заявительница утверждала, что спорная мера представляла собой несоразмерное вмешательство в ее свободу выражения мнения и, следовательно, не могла рассматриваться как "необходимая в демократическом обществе".

61. Она утверждала, что ее статус судьи сам по себе не должен был являться препятствием для критики ею судебной системы. Несмотря на то что она являлась государственным служащим, она пользовалась всеми правами и свободами, защищаемыми Конвенцией, включая права, гарантированные статьей 10 Конвенции, наряду с иными гражданами.

62. Заявительница настаивала на том, что высказывания, на основании которых ей было предъявлено обвинение в дисциплинарном правонарушении, были выражением ее мнения, то есть оценочными суждениями, а не утверждениями о факте. Вместе с тем она утверждала, что все факты, лежащие в основе ее мнения, были достоверны и подкреплены доказательствами.

63. Что касается высказываний, которые власти Российской Федерации расценивали как "недостоверные факты", она подчеркнула, что установление фактов как таковое отсутствовало. Ее утверждения о ненадлежащем давлении в ходе уголовного дела в отношении Зайцева не являлись предметом эффективного расследования и не были опровергнуты в рамках состязательного разбирательства. Проверка, проведенная по ее жалобе в Высшую квалификационную коллегию судей, не была публичной и проводилась неофициально. Поэтому ее выводы нельзя рассматривать как официально установленные факты. В этой ситуации бремя доказывания в разбирательстве, осуществлявшемся Квалификационной коллегией судей г. Москвы, должно было лежать на стороне, возбудившей дисциплинарное разбирательство. Другими словами, именно Совет судей г. Москвы должен был доказать, что высказывания заявительницы были недостоверны. Органы власти не исполнили данную обязанность доказывания в разбирательстве, осуществлявшемся Квалификационной коллегией судей г. Москвы, или в последующих судебных разбирательствах.

64. В качестве доказательств давления со стороны председателя Московского городского суда она ссылалась на заявления народных заседателей, а также на произвольную и незаконную передачу уголовного дела другому судье. Заявительница утверждала, что судебные органы не приняли во внимание доказательства, в первую очередь, отказавшись допросить народных заседателей или других свидетелей, о чем она ходатайствовала.


2. Доводы властей Российской Федерации


65. Власти Российской Федерации не оспаривали применимость статьи 10 Конвенции к настоящему делу. Они также признали, что решение о прекращении судейских полномочий заявительницы представляло собой вмешательство в ее свободу выражения мнения, предусмотренную данной статьей.

66. Однако они утверждали, что вмешательство было оправданным с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции, поскольку оно было предусмотрено законом, преследовало законные цели и было "необходимо в демократическом обществе". Их доводы по соответствующим пунктам могут быть изложены следующим образом.


(a) "Предусмотрено законом"

67. Власти Российской Федерации полагали, что судейские полномочия заявительницы были прекращены в соответствии с материальными и процессуальными нормами. Они оспаривали довод заявительницы о том, что Закон "О статусе судей" был слишком неопределенным, чтобы являться основанием для дисциплинарного взыскания. Они также утверждали, что Кодекс чести судьи обладал юридической силой с момента его утверждения 21 октября 1993 г. Советом судей Российской Федерации, последовавшим за его одобрением на II Всероссийском съезде судей. Он утратил силу только 2 декабря 2004 г., когда его сменил Кодекс судейской этики, принятый Всероссийским съездом судей.

68. Что касается предполагаемой неподсудности дела Московскому городскому суду, власти Российской Федерации не согласились с заявительницей. Они утверждали, что в период, относящийся к обстоятельствам дела, подсудность определялась Федеральным законом "Об органах судейского сообщества", в соответствии с которым такие споры были подсудны судам субъектов Российской Федерации. Положение изменилось только 2 февраля 2006 г., когда Конституционный Суд дал толкование в пользу положений Гражданского процессуального кодекса, отличных от положений закона. Власти Российской Федерации указали на то, что заявительница сама обратилась с иском в Московский городской суд, тем самым признав, что дело было подсудно ему. Кроме того, в своих обращениях о передаче дела она не ссылалась на неподсудность дела Московскому городскому суду, а лишь на его предполагаемую небеспристрастность.


(b) Законная цель

69. Власти Российской Федерации утверждали, что спорная мера была необходима для "обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия" и "защиты репутации или прав других". Высказывания заявительницы причинили вред судебной системе в целом и способствовали распространению "правового нигилизма" среди общественности. К тому же она распространила порочащие сведения о должностных лицах Московского городского суда и не смогла доказать предполагаемые факты. Интересы правосудия и упомянутых лиц, занимающих должности судей, требовали вмешательства государства и применения санкций к заявительнице.


(c) "Необходимо в демократическом обществе"

70. Власти Российской Федерации утверждали, что прекращение судейских полномочий заявительницы было соразмерным преследуемой законной цели и отвечало "настоятельной общественной потребности". Они ссылались на прецедентную практику Европейского Суда, который постановил, что "в ситуациях, затрагивающих право на свободу выражения мнения государственных служащих, "обязанности и ответственность", упоминаемые в пункте 2 статьи 10 Конвенции, приобретают особое значение, оправдывающее предоставление национальным властям определенной свободы усмотрения при оценке соразмерности спорного вмешательства вышеупомянутой цели" (власти Российской Федерации цитировали Постановление Европейского Суда от 26 сентября 1995 г. по делу "Фогт против Германии" (Vogt v. Germany), § 53, Series A, N 323). Они подчеркнули, что ограничения на свободу выражения мнения, применимые к судьям, имели даже большее значение, чем ограничения, применимые к другим государственным служащим. Таким образом, государство должно наделяться еще более широкой свободой усмотрения при установлении и реализации ограничений на свободу слова судей.

71. Власти Российской Федерации усматривали два отдельных аспекта в дисциплинарном правонарушении, совершенном заявительницей, каждый из которых был настолько серьезен, что оправдывал наложение на нее дисциплинарного взыскания.

72. Первый аспект заключался в высказываниях о судьях и судебной системе, касающихся незаконных действий Егоровой и других должностных лиц. Однако в своей жалобе на указанных лиц в Высшую квалификационную коллегию судей она не представила достаточных доказательств этих фактов. Таким образом, эти обвинения нельзя рассматривать как добросовестный комментарий или обоснованную критику.

73. Власти Российской Федерации утверждали, что даже если эти высказывания можно признать оценочными суждениями, они все же нуждались в каком-либо фактическом основании и, в любом случае, должны были оставаться в рамках, совместимых с высокими моральными стандартами, применимыми к судьям. В настоящем деле заявительница вышла за рамки, допустимые для государственного служащего, особенно судьи. Хотя свобода выражения мнения гарантирована каждому, правила судебной этики налагают определенные ограничения на лиц, занимающих должность судьи. Последние выступают гарантами верховенства права, в связи с чем необходимо установление строгих границ их приемлемого поведения с целью обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия. Кроме того, мнения, выраженные судьей, представляют большую угрозу введения общественности в заблуждение, потому что имеют больший вес, чем высказывания обычных граждан. Общественность более склонна доверять людям, обладающим профессиональными знаниями о судебной системе, и их мнения, как правило, пользуются уважением как авторитетные и взвешенные.

74. Второй аспект дисциплинарного проступка заявительницы заключался в высказываниях об уголовном деле в отношении Зайцева, которое в период, относящийся к обстоятельствам дела, находилось на рассмотрении вышестоящего суда. Для судьи недопустимо выступать с комментариями по делу, находящемуся на рассмотрении, поскольку это является нарушением юрисдикции, независимости и беспристрастности компетентного суда.

75. Отвечая на довод заявительницы, согласно которому заинтересованные лица должны были сами возбудить разбирательство о защите чести, достоинства и деловой репутации, власти Российской Федерации указали, что эти лица не испытывали личной неприязни к заявительнице и не желали отстаивать какие-либо частные интересы путем возбуждения такого разбирательства.

76. Далее власти Российской Федерации утверждали, что заявительница злоупотребила своим положением судьи для достижения личных целей, а именно для получения голосов избирателей за счет репутации своих коллег и судебных институтов. Поэтому она выступила со своими заявлениями через несколько месяцев после рассматриваемых событий, во время своей предвыборной кампании.

77. Наконец, власти Российской Федерации утверждали, что выбор дисциплинарной санкции был оправдан с учетом особых обстоятельств дела. Заявительница продемонстрировала несоответствие требованиям, предъявляемым к судьям, и, следовательно, мера, допускавшая продолжение ее работы в качестве судьи, такая как предупреждение, была бы недостаточной. Кроме того, каких-либо дальнейших мер в отношении заявительницы принято не было. В частности, заявительнице не было запрещено продолжение публичной дискуссии на эту тему.

78. С учетом вышеизложенного власти Российской Федерации полагали, что вмешательство в право заявительницы на свободу выражения мнения было "необходимо в демократическом обществе".


B. Мнение Европейского Суда


79. Что касается пределов рассмотрения по данному делу, Европейский Суд отмечает, и это не оспаривается сторонами, что решение о прекращение судейских полномочий заявительницы было следствием ее высказываний в средствах массовой информации. Ни соответствие заявительницы требованиям, предъявляемым к государственным служащим, ни ее профессиональная пригодность для осуществления судебных полномочий не были предметом рассмотрения в национальных органах. Таким образом, обжалуемая мера, по сути, относилась к свободе выражения мнения, а не к праву на занятие государственной должности в судебной системе, которое не гарантировано Конвенцией (см. Решение Европейского Суда от 29 июня 2004 г. по делу "Гарабин против Словакии" (Harabin v. Slovakia), жалоба N 62584/00). Следовательно, статья 10 Конвенции применима к настоящему делу.

80. Европейский Суд полагает, что дисциплинарное взыскание, наложенное на заявительницу, являлось вмешательством в осуществление права, гарантированного статьей 10 Конвенции. Кроме того, наличие вмешательства не оспаривалось сторонами. Поэтому Европейский Суд рассмотрит вопрос о том, было ли оно оправданным с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции.


1. "Предусмотрено законом" и законная цель


81. Европейский Суд отмечает, что заявительница оспаривала, что дисциплинарное взыскание было "предусмотрено законом" и преследовало законную цель. Однако, поскольку ее замечания можно понять как оспаривание качества закона, примененного в ее деле, Европейский Суд не усматривает достаточных оснований, чтобы заключить, что законодательные акты, на которые ссылались национальные власти, не были опубликованы или последствия их применения не были предсказуемы. Что касается ее доводов относительно несправедливости дисциплинарного разбирательства и небеспристрастности Московского городского суда, Европейский Суд полагает, что они преимущественно касаются соразмерности оспариваемой меры, и их рассмотрение с этой точки зрения будет наиболее правильным. Это же относится к доводам, призванным опровергнуть доводы властей Российской Федерации о законной цели вмешательства. Поэтому Европейский Суд будет исходить из того, что рассматриваемая мера отвечала первым двум условиям, и перейдет к рассмотрению вопроса о ее "необходимости в демократическом обществе".


2. "Необходимо в демократическом обществе"


82. При оценке того, было ли решение о прекращении судебных полномочий заявительницы, принятое в связи с ее публичными высказываниями, "необходимо в демократическом обществе", Европейский Суд рассмотрит обстоятельства дела в целом и исследует их в свете принципов, установленных в его прецедентной практике, которые сводятся к следующему (см. в числе прочих примеров Постановление Европейского Суда от 23 сентября 1994 г. по делу "Ерсильд против Дании" (Jersild v. Denmark), § 31, Series A, N 298; Постановление Европейского Суда от 25 августа 1998 г. по делу "Хертель против Швейцарии" (Hertel v. Switzerland), § 46, Reports of Judgments and Decisions, 1998-VI; и Постановление Европейского Суда по делу "Стил и Моррис против Соединенного Королевства" (Steel and Morris v. United Kingdom), жалоба N 68416/01, § 87, ECHR 2005-II):


"(i) Свобода выражения мнения составляет одну из существенных основ демократического общества и одно из главных условий для его прогресса и самореализации каждого гражданина. С учетом пункта 2 статьи 10 Конвенции она распространяется не только на "информацию" или "идеи", которые благосклонно принимаются или считаются безвредными или нейтральными, но также на оскорбляющие, шокирующие или причиняющие беспокойство. Таковы требования плюрализма, терпимости и широты взглядов, без которых невозможно "демократическое общество". Как следует из статьи 10 Конвенции, данная свобода содержит ряд исключений, которые... подлежат, однако, строгому толкованию, и необходимость любых ограничений должна быть установлена вне всякого сомнения...

(ii) Прилагательное "необходимый" в значении пункта 2 статьи 10 Конвенции предполагает существование "настоятельной общественной потребности". Государства-участники располагают определенной свободой усмотрения при оценке наличия такой потребности, однако она сопровождается европейским надзором, охватывающим законодательство и правоприменительные решения, даже принятые независимым судом. Европейский Суд, соответственно, уполномочен принимать окончательное решение по вопросу о том, было ли "ограничение" совместимо со свободой выражения мнения, защищаемой статьей 10 Конвенции.

(iii) При осуществлении надзорной функции задачей Европейского Суда является не замещение национальных властей, а проверка на основании статьи 10 Конвенции решений, принимаемых ими в рамках их свободы усмотрения. Это не означает, что надзор сводится к необходимости убедиться в том, что государство-ответчик действовало в рамках своей свободы усмотрения разумно, осторожно и добросовестно; Европейский Суд должен исследовать оспариваемое вмешательство в свете дела в целом и определить, было ли оно "соразмерно преследуемой законной цели" и были ли мотивы, приведенные национальными властями, "относимыми и достаточными"... Осуществляя эту задачу, Европейский Суд обязан убедиться, что национальные власти применяли стандарты, которые соответствовали принципам, воплощенным в статье 10 Конвенции и, кроме того, что они основывались на приемлемой оценке соответствующих фактов..."


83. Кроме того, Европейский Суд напоминает, что справедливость разбирательства, предоставленные процессуальные гарантии (см., с необходимыми изменениями, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Стил и Моррис против Соединенного Королевства", § 95) и характер и суровость примененного наказания (см. Постановление Большой Палаты по делу "Джейлан против Турции" (Ceylan v. Turkey), жалоба N 23556/94, § 37, ECHR 1999-IV; Постановление Европейского Суда по делу "Таммер против Эстонии" (Tammer v. Estonia), жалоба N 41205/98, § 69, ECHR 2001-I; Постановление Европейского Суда от 27 мая 2003 г. по делу "Скалка против Польши" (Skalka v. Poland), жалоба N 43425/98, §§ 41-42; и Постановление Европейского Суда по делу "Лешник против Словакии" (Lesnik v. Slovakia), жалоба N 35640/97, §§ 63-64, ECHR 2003-IV) являются факторами, которые должны приниматься во внимание при оценке соразмерности вмешательства в свободу выражения мнения, гарантированную статьей 10 Конвенции.

84. При оценке наличия "настоятельной общественной потребности", способной оправдать вмешательство в осуществление свободы выражения мнения, необходимо тщательно разграничивать факты и оценочные суждения. Существование фактов можно продемонстрировать, в то время как оценочные суждения доказыванию не подлежат (см. Постановление Европейского Суда от 24 февраля 1997 г. по делу "Де Хас и Гейселс против Бельгии" (De Haes and Gijsels v. Belgium), § 42, Reports 1997-I; и Решение Европейского Суда от 3 апреля 2003 г. по делу "Харланова против Латвии" (Harlanova v. Latvia), жалоба N 57313/00). Но даже если высказывание представляет собой оценочное суждение, соразмерность вмешательства может зависеть от того, имеется ли у данного высказывания достаточная фактическая основа, потому что даже оценочное суждение без какой-либо фактической основы, подкрепляющей его, может оказаться чрезмерным (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Де Хас и Гейселс против Бельгии", § 47; и Постановление Европейского Суда по делу "Ерузалем против Австрии" (Jerusalem v. Austria), жалоба N 26958/95, § 43, ECHR 2001-II).

85. Далее Европейский Суд напоминает, что статья 10 Конвенции также применима в сфере трудовых отношений, и государственные служащие, такие как заявительница, имеют право на свободу выражения мнения (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда делу "Фогт против Германии", § 53; Постановление Большой Палаты по делу "Вилле против Лихтенштейна" (Wille v. Liechtenstein), жалоба N 28396/95, § 41, ECHR 1999-VII; Постановление Европейского Суда от 2 сентября 1998 г. по делу "Ахмед и другие против Соединенного Королевства" (Ahmed and Others v. United Kingdom), § 56, Reports 1998-VI; Постановление Европейского Суда от 29 февраля 2000 г. по делу "Фуэнтес Бобо против Испании" (Fuentes Bobo v. Spain), жалоба N 39293/98, § 38; и Постановление Большой Палаты от 12 февраля 2008 г. по делу "Гуджа против Молдавии" (Guja v. Moldova), жалоба N 14277/04, § 52). В то же время, Европейский Суд учитывает, что работники связаны обязательством лояльности, сдержанности и осмотрительности в отношении своего работодателя. Это особенно справедливо в отношении государственных служащих, поскольку сам характер государственной службы требует, чтобы государственный служащий был связан обязательством лояльности и осмотрительности (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда делу "Фогт против Германии", § 53; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ахмед и другие против Соединенного Королевства", § 55; и Постановление Европейского Суда от 14 марта 2002 г. по делу "Де Диего Нафриа против Испании" (De Diego Nafria v. Spain), жалоба N 46833/99, § 37). Соответственно, раскрытие государственными служащими информации, полученной в ходе работы, даже по вопросам, представляющим всеобщий интерес, следует рассматривать в свете их обязанности сохранения лояльности и осмотрительности (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Гуджа против Молдавии", §§ 72-78).

86. Европейский Суд напоминает, что вопросы, касающиеся функционирования системы правосудия, представляют всеобщий интерес, и их обсуждение пользуется защитой статьи 10 Конвенции. Однако Европейский Суд неоднократно подчеркивал особую роль в обществе судебной системы, которая, будучи гарантом справедливости, основополагающей ценности правового государства, должна пользоваться общественным доверием для успешного выполнения своих функций. Таким образом, может возникать необходимость защиты этого доверия от деструктивных и преимущественно необоснованных нападок, особенно с учетом того, что судьи, ставшие объектом критики, связаны обязательством осмотрительности, которое заставляет их воздерживаться от ответа (см. Постановление Европейского Суда от 26 апреля 1995 г. по делу "Прагер и Обершлик против Австрии" (Prager and Oberschlick v. Austria), § 34, Series A, N 313). Фраза "авторитет правосудия" предполагает, в частности, что суды являются и воспринимаются широкой общественностью в качестве надлежащего места для разрешения правовых споров и определения виновности или невиновности лица, которому предъявлено обвинение в преступлении (см. Постановление Европейского Суда от 29 августа 1997 г. по делу "Ворм против Австрии" (Worm v. Austria), § 40, Reports 1997-V). Доверие, которое суды в демократическом обществе должны внушать обвиняемым, когда речь идет об уголовном разбирательстве, и общественности в целом, находится в зависимости от защиты авторитета правосудия (см., с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 24 февраля 1993 г. по делу "Фей против Австрии" (Fey v. Austria), Series A, N 255-A). По этой причине Европейский Суд считает, что должностные лица, работающие в судебной сфере, обязаны демонстрировать сдержанность при осуществлении свободы выражения мнения во всех случаях, когда авторитет и беспристрастность правосудия могут быть поставлены под сомнение (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Вилле против Лихтенштейна", § 64).

87. С другой стороны, в контексте предвыборных дебатов Европейский Суд придает особое значение беспрепятственному осуществлению свободы слова кандидатами. Он указывал, что право участвовать в выборах в качестве кандидата, гарантированное статьей 3 Протокола N 1 к Конвенции, является неотъемлемой составляющей концепции подлинно демократического устройства (см. Постановление Европейского Суда по делу "Мельниченко против Украины" (Melnychenko v. Ukraine), жалоба N 17707/02, § 59, ECHR 2004-X). Оно охраняет фундаментальный принцип эффективной политической демократии, соответственно, имеет приоритетное значение в конвенционной системе и носит ключевой характер для установления и поддержания институтов эффективной и содержательной демократии, обеспечивающей верховенство права (см. Постановление Европейского Суда от 6 апреля 2006 г. по делу "Малисевич-Гонсёр против Польши" (Malisiewicz-Gasior v. Poland), жалоба N 43797/98, § 67; Постановление Европейского Суда от 2 марта 1987 г. по делу "Мэтью-Моэн и Клерфайт против Бельгии" (Mathieu-Mohin and Clerfayt v. Belgium), § 47, Series A, N 113; и Постановление Большой Палаты по делу "Херст против Соединенного Королевства" (Hirst v. United Kingdom) (N 2), жалоба N 74025/01, § 58, ECHR 2005-IX).

88. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что Квалификационная коллегия судей г. Москвы предъявила заявительнице обвинение в дисциплинарном проступке в связи с высказываниями, сделанными в ходе интервью средствам массовой информации. В своем решении от 19 мая 2004 г. (см. § 34 настоящего Постановления) она ссылалась на следующие высказывания:


"- годы работы в Мосгорсуде вселили в меня серьезные сомнения в существовании независимости суда в Москве;

- судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда;

- суд, по существу, превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов;

- если все судьи будут молчать об этом, в стране уже в самое ближайшее время может просто наступить судебный беспредел;

- когда смотришь на то, что происходит вокруг, просто поражаешься беззаконию. По отношению к обычному человеку закон соблюдается весьма строго, но совсем не так по отношению к людям, занимающим высокие должности. А ведь они тоже нарушают закон - но их не привлекают к ответственности;

- руководство суда выясняет степень управляемости каждого судьи и [при распределении дел] знает, кому можно поручить щекотливое дело, а с кем лучше не связываться;

- в Сибири суды намного чище, чем в Москве. Там и представить себе нельзя таких грубо заказных дел или таких разговоров о коррупции;

- я сомневаюсь, чтобы в каком-нибудь из провинциальных судов творились такие же запредельные безобразия, как в Мосгорсуде, но это вопрос степени, а проблемы-то общие;

- судья, именуемый в законе независимым носителем судебной власти, зачастую оказывается в положении обычного чиновника, подчиненного председателю суда. Механизм давления основан на том, что прокурор или другие влиятельные и заинтересованные лица звонят не [судье], а председателю суда. Председатель вызывает судью и начинает сначала мягко, в форме рекомендаций или консультаций, а затем и более жестко убеждать судью принять "правильное", то есть угодное кому-то решение;

- реально суд до сих пор чаще всего выступает на стороне обвинения. Суд превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов. Никто не может быть уверен, что его дело - будь то гражданское, административное или уголовное - будет разрешено по закону, а не в угоду кому-то".


89. Кроме того, Квалификационная коллегия судей г. Москвы отметила, что, выступая с такими высказываниями, заявительница "распространяла в гражданском обществе неверные и ложные выдумки" и что ее высказывания "явно основаны на домыслах, заведомо ложных и искаженных фактах".

90. Помимо приведенных выше высказываний Квалификационная коллегия судей г. Москвы поставила в вину заявительнице "раскрытие конкретной фактической информации, касающейся уголовного дела в отношении Зайцева, до вступления приговора по его делу в законную силу".

91. Что касается комментариев заявительницы по продолжающемуся уголовному делу, национальные органы не ссылались на какие-либо конкретные высказывания в этом отношении. Европейский Суд, со своей стороны, не усматривает в трех спорных интервью высказываний, которые бы оправдали утверждения о "раскрытии". Действительно, в подтверждение своей критики роли председателя суда заявительница описала свой опыт в качестве судьи по уголовному делу в отношении Зайцева, утверждая, что суд подвергался давлению со стороны различных должностных лиц, в частности, председателя Московского городского суда. Это, однако, отличалось от разглашения секретной информации, которая стала известна лицу при исполнении его или ее должностных обязанностей (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Гуджа против Молдавии"). Сообщения заявительницы о событиях, имевших место в вышеупомянутом разбирательстве, таким образом, должны рассматриваться как утверждения о факте, которые, в данном контексте, были неотделимы от ее мнения, выраженного в тех же интервью, выдержки из которых приведены выше. Европейский Суд, таким образом, должен оценить фактическую основу высказываний заявительницы, прежде чем принимать решение о приемлемости оценочных суждений, содержащихся в интервью.

92. Европейский Суд отмечает, что рассказ заявительницы об эпизоде, когда она была вызвана и опрошена Егоровой во время разбирательства, оспаривался властями Российской Федерации. Они ссылались на проверку, проведенную Высшей квалификационной коллегией судей на основании жалобы заявительницы в отношении Егоровой. Квалификационная коллегия сочла, что не располагает доказательствами, подтверждающими, что Егорова пыталась влиять на заявительницу или что такие попытки отсутствовали (см. внутреннее заключение судьи С., § 29 настоящего Постановления). В то время как Европейский Суд может признать сложность установления содержания разговоров наедине между заявительницей и Егоровой, он отмечает, что версия заявительницы подтверждалась заявлениями народных заседателей и секретаря суда. Кроме того, Европейский Суд не может не отметить, что квалификационная коллегия игнорировала нарушения при последующей передаче дела другому судье. Европейский Суд отмечает, что, в соответствии со статьей 242 Уголовно-процессуального кодекса, дело должно рассматриваться одним и тем же составом суда, кроме случая, если кто-либо из судей лишен возможности продолжать участвовать в судебном заседании. Однако из заключения судьи С. следует, что Егорова решила изъять дело из производства заявительницы из-за недовольства тем, как она вела разбирательство, и "наличия конфиденциальных сообщений соответствующих органов" о рассмотрении заявительницей дела Зайцева. По мнению Европейского Суда, одно лишь предположение, что такие основания могли обусловить передачу дела, находящегося на рассмотрении, другому судье, должно было обеспечить поддержку утверждений заявительницы. Проигнорировав данный пункт жалобы, квалификационная коллегия не обеспечила надлежащее фактическое обоснование своей оценки, и данное упущение не было устранено последующими инстанциями. Соответственно, утверждения заявительницы об оказанном на нее давлении не были убедительно опровергнуты в рамках национальных разбирательств.

93. Придя к выводу о наличии фактической основы у критики заявительницы, Европейский Суд напоминает, что обязанность лояльности и осмотрительности, связывающая государственных служащих, и особенно судей, требует, чтобы распространение даже точной информации осуществлялось со сдержанностью и осторожностью (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Гуджа против Молдавии"; и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Вилле против Лихтенштейна", §§ 64 и 67). Таким образом, он переходит к рассмотрению вопроса о том, были ли суждения, высказанные заявительницей на основе этой информации, тем не менее, чрезмерными, учитывая ее статус судьи.

94. Европейский Суд отмечает, что заявительница выступила с публичной критикой по весьма деликатному вопросу, касавшемуся поведения различных должностных лиц в связи с широкомасштабным делом о коррупции, в котором она участвовала в качестве судьи. Действительно, в своих интервью она указывала на обескураживающее положение дел и утверждала, что случаи давления на судей были распространены повсеместно, и эта проблема требовала серьезного внимания для обеспечения независимости судебной системы и сохранения общественного доверия к ней. Нет сомнений в том, что, действуя таким образом, она затронула крайне важную тему, представляющую всеобщий интерес, обсуждение которой в демократическом обществе должно осуществляться свободно. Ее решение сделать эту информацию публичной было основано на ее личном опыте и принято только после того, как она была лишена возможности участвовать в судебном разбирательстве в своем официальном качестве.

95. Поскольку может иметь значение мотив, которым руководствовалась заявительница, выступая со спорными высказываниями, Европейский Суд повторяет, что действие, вызванное личным недовольством, личной неприязнью либо ожиданием личной выгоды, включая материальную, не требует особенно высокого уровня защиты (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Гуджа против Молдавии", § 77). Политические высказывания, с другой стороны, пользуются особой защитой на основании статьи 10 Конвенции (см. прецедентную практику, приведенную в § 87 настоящего Постановления). Европейский Суд ранее указывал, что даже если обсуждаемый вопрос имеет политический оттенок, этот факт сам по себе недостаточен, чтобы воспрепятствовать судье высказываться на данную тему (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Вилле против Лихтенштейна", § 67). Европейский Суд отмечает, и это не оспаривается сторонами по данному делу, что интервью были опубликованы в контексте предвыборной кампании заявительницы. Однако даже если заявительница допустила определенную степень преувеличения и обобщения, характерных для предвыборной агитации, ее высказывания не были полностью лишены фактической основы (см. § 92 настоящего Постановления) и, таким образом, должны были рассматриваться не как необоснованный личный выпад, но как добросовестный комментарий по вопросу, представляющему всеобщий интерес.

96. Что касается способа применения дисциплинарного взыскания, заявительница утверждала, что суды, которые упоминались в ее критических высказываниях, не должны были рассматривать ее дело. Европейский Суд отмечает, что вопрос прекращения полномочий судьи относился к компетенции соответствующей квалификационной коллегии, решение которой проверялось Московским городским судом и Верховным Судом. Далее он отмечает, что до начала разбирательства в суде первой инстанции заявительница просила Московский городской суд и Верховный Суд о передаче дела из Московского городского суда в другой суд первой инстанции, поскольку о первом шла речь в интервью, вызвавших спор, и судьи указанного суда были лишены объективной беспристрастности для целей дисциплинарного разбирательства. Однако Московский городской суд полагал, что не располагал полномочиями для передачи дела, в то время как Верховный Суд не принял во внимание ходатайство заявительницы, а впоследствии, действуя в качестве суда кассационной инстанции, счел, что заявительница не затрагивала этот вопрос в необходимый момент.

97. Европейский Суд полагает, что сомнения заявительницы, касающиеся беспристрастности Московского городского суда, были оправданны с учетом ее высказываний в отношении председателя суда. Однако указанные доводы не были рассмотрены, что являлось серьезным процессуальным упущением. Соответственно, Европейский Суд приходит к выводу о том, что способ применения дисциплинарного взыскания к заявительнице не обеспечивал важных процессуальных гарантий.

98. Наконец, Европейский Суд оценит взыскание, примененное к заявительнице. Он отмечает, что дисциплинарное разбирательство повлекло потерю заявительницей должности судьи Московского городского суда и любой возможности осуществления полномочий судьи. Не вызывает сомнения, что данное наказание было суровым и потеря профессии, которой заявительница посвятила 18 лет, должна была причинить ей значительные переживания. Это было самым суровым наказанием из возможных в рамках дисциплинарного разбирательства, которое, в свете вышеизложенных выводов Европейского Суда, не отвечало тяжести правонарушения. Кроме того, оно несомненно могло в последующем сдерживать других судей от критических высказываний в отношении государственных институтов или политик из опасения лишения должности судьи.

99. Европейский Суд напоминает о "сдерживающем воздействии", которое опасение подвергнуться наказанию оказывает на осуществление свободы выражения мнения (см., с необходимыми изменениями, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Вилле против Лихтенштейна", § 50; Постановление Европейского Суда по делу "Никула против Финляндии" (Nikula v. Finland), жалоба N 31611/96, § 54, ECHR 2002-II; Постановление Большой Палаты по делу "Кумпэнэ и Мазэре против Румынии" (Cumpana and Mazare v. Romania), жалоба N 33348/96, § 114, ECHR 2004-XI; и Постановление Европейского Суда от 13 ноября 2003 г. по делу "Элджи и другие против Турции" (Elci and Others v. Turkey), жалобы N 23145/93 и 25091/94, § 714). Это воздействие, которое наносит вред обществу в целом, также является фактором, имеющим отношение к соразмерности и, соответственно, оправданности взыскания, примененного к заявительнице, которая, как было указано, вне всякого сомнения имела право привлечь внимание общественности к рассматриваемой теме.

100. Соответственно, Европейский Суд заключает, что спорное наказание было несоразмерно суровым по отношению к заявительнице и, кроме того, могло оказать "сдерживающее воздействие" на судей, желающих принять участие в публичной дискуссии об эффективности судебных институтов.

101. С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает, что национальные власти не достигли справедливого равновесия между необходимостью защиты авторитета правосудия, репутации или прав других лиц, с одной стороны, и необходимостью защиты права заявительницы на свободу выражения мнения, с другой стороны.

102. Соответственно, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.


II. Применение статьи 41 Конвенции


103. Статья 41 Конвенции предусматривает:


"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".


A. Ущерб


104. Заявительница требовала 25 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

105. Власти Российской Федерации считали данную сумму необоснованной и чрезмерной. Они утверждали, что если Европейский Суд придет к выводу о нарушении Конвенции, установление факта такого нарушения само по себе являлось бы достаточной справедливой компенсацией.

106. Европейский Суд полагает, что заявительница должна была претерпеть страдания в связи с обстоятельствами дела. Осуществляя оценку на справедливой основе, он присуждает заявительнице 10 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму.


B. Судебные расходы и издержки


107. Заявительница просила Европейский Суд взыскать судебные расходы и издержки в связи с работой, безвозмездно проведенной ее адвокатами по настоящему делу, в сумме, определенной Европейским Судом.

108. Власти Российской Федерации оспаривали данное требование.

109. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. В настоящем деле, учитывая отсутствие ссылок на конкретные суммы, Европейский Суд отклоняет требование, касающееся судебных расходов и издержек.


C. Процентная ставка при просрочке платежей


110. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.


На основании изложенного Суд:

1) постановил четырьмя голосами "за" и тремя - "против", что имело место нарушение статьи 10 Конвенции;

2) постановил четырьмя голосами "за" и тремя - "против":

(a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу, в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции, выплатить заявительнице 10 000 евро (десять тысяч евро) в качестве компенсации морального вреда, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, начисляемые на указанную сумму;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

3) отклонил единогласно оставшуюся часть требований заявительницы о справедливой компенсации.


Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 26 февраля 2009 г., в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.


Сёрен Нильсен
Секретарь Секции Суда

Христос Розакис
Председатель Палаты Суда


В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда, к Постановлению прилагаются следующие несовпадающие особые мнения:

(a) несовпадающее особое мнение судьи Ковлера, к которому присоединилась судья Штейнер;

(b) несовпадающее особое мнение судьи Николау.


Х.Л.Р.
С.Н.


Несовпадающее особое мнение судьи Ковлера, к которому присоединилась судья Штейнер


К сожалению, я не могу присоединиться к незначительному большинству голосов, которым принято данное Постановление.

Дело касается не только личной ситуации заявительницы, но также ключевых вопросов судейской этики как таковой. В отличие от сторонников "чистой теории права", я не убежден, что правовые вопросы могут быть отделены от этических и моральных проблем и что Конвенция и национальное законодательство должны анализироваться исключительно формально.

Резолюция о судейской этике, принятая на пленарном заседании Европейского Суда 23 июня 2008 г., устанавливает в пункте VI "Свобода выражения мнения": "Судьи должны осуществлять свободу выражения мнения способом, совместимым с достоинством их должности. Они обязаны воздерживаться от публичных высказываний или замечаний, которые могут подорвать авторитет Европейского Суда или породить обоснованные сомнения в их беспристрастности". Применяя этот принцип к себе, мы должны применять его и к своим коллегам из других судов, которые также связаны аналогичными обязанностями, а именно законами о статусе судей и кодексами судейской этики, принятыми объединениями судей (см. §§ 43-44 Постановления). Так, законы и профессиональная этика создают общую основу для оценки поведения судей.

В своем Решении о неприемлемости от 8 февраля 2001 г. по делу "Питкевич против Российской Федерации" (Pitkevich v. Russia) (жалоба N 47936/99) - которое касалось увольнения судьи, злоупотреблявшей своим должностным положением для осуществления религиозной деятельности, - Европейский Суд, рассмотрев увольнение судьи Питкевич, установил, что хотя судейский корпус не является частью обычной гражданской службы, он, тем не менее, входит составной частью в государственную службу. Судья несет специфические обязанности в сфере отправления правосудия, области, в которой государства осуществляют суверенные полномочия. Соответственно, судья непосредственно участвует в осуществлении полномочий, предусмотренных публичным правом, и исполняет обязанности, призванные гарантировать общие интересы государства. В деле Питкевич Европейский Суд пришел к выводу, следуя своему Постановлению по делу Пельгрена (Постановление Большой Палаты по делу "Пельгрен против Франции" (Pellegrin v. France), жалоба N 28541/95, ECHR 1999-VIII), что спор, касающийся увольнения судьи, не касается его "гражданских" прав или обязанностей в значении статьи 6 Конвенции, и что ее увольнение преследовало законные цели в значении пункта 2 статьи 10 Конвенции, а именно цели защиты прав иных лиц и обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.

Даже допуская, что настоящее дело существенно отличается от упомянутого выше, возникает аналогичная проблема, касающаяся пределов свободы усмотрения судей.

Из прецедентной практики Европейского Суда известно, что статус публичного или государственного служащего не лишает заинтересованное лицо защиты, предусмотренной статьей 10 Конвенции. В своем недавнем Постановлении по делу "Гуджа против Молдавии" (Guja v. Moldova) Большая Палата вновь напомнила, что "защита статьи 10 Конвенции распространяется на сферу трудовых отношений в целом и, в частности, на государственных служащих" (см. Постановление Большой Палаты по делу "Гуджа против Молдавии" (Guja v. Moldova), жалоба N 14277/04, § 52, ECHR 2008-...; см. также Постановление Европейского Суда от 26 сентября 1995 г. по делу "Фогт против Германии" (Vogt v. Germany), § 53, Series A, N 323; Постановление Большой Палаты по делу "Вилле против Лихтенштейна" (Wille v. Liechtenstein), жалоба N 28396/95, § 41, ECHR 1999-VII; Постановление Европейского Суда от 2 сентября 1998 г. по делу "Ахмед и другие против Соединенного Королевства" (Ahmed and Others v. United Kingdom), § 56, Reports of Judgments and Decisions 1998-VI; Постановление Европейского Суда от 29 февраля 2000 г. "Фуэнтес Бобо против Испании" (Fuentes Bobo v. Spain), жалоба N 39293/98, § 38). Однако право на свободу выражения мнения как таковое не безгранично, и Европейский Суд в том же Постановлении по делу Гуджи предостерегает от слишком "либерального" прочтения статьи 10 Конвенции: "В то же время Европейский Суд учитывает, что работники имеют обязательство лояльности, сдержанности и осмотрительности перед своим работодателем" (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Гуджа против Молдавии", § 70; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда делу "Фогт против Германии", § 53; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ахмед и другие против Соединенного Королевства", § 55; Постановление Европейского Суда от 14 марта 2002 г. по делу "Де Диего Нафриа против Испании" (De Diego Natria v. Spain), жалоба N 46833/99, § 37). Европейский Суд в настоящем Постановлении воспроизвел эту мотивировку (см. § 85), но проигнорировал ее развитие в деле Гуджи, в связи с чем я должен напомнить следующий вывод из § 71 Постановления по делу Гуджи (поскольку пропуски иногда могут иметь существенное значение):

"Поскольку миссия государственных служащих в демократических обществах заключается в содействии правительству при осуществлении его функций и поскольку общественность имеет право ожидать, что они будут содействовать, а не создавать помехи демократически избранному правительству, обязанность лояльности и сдержанности приобретает для них особое значение (см., с необходимыми изменениями, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ахмед и другие против Соединенного Королевства", § 53). Кроме того, с учетом самой природы их должности, гражданские служащие часто имеют доступ к информации, в сохранении конфиденциальности или секретности которой государство может быть заинтересовано по различным законным основаниям. Таким образом, обязанность осмотрительности, лежащая на государственных служащих, также будет в целом серьезной".

Обращаясь к настоящему делу, я бы отметил, что Квалификационная коллегия судей г. Москвы обвинила заявительницу в "раскрытии конкретной фактической информации, касавшейся уголовного дела в отношении Зайцева, до того, как приговор по этому делу вступил в законную силу" (§ 34). Разрешите напомнить, что уголовное дело касалось действий Зайцева как следователя по крайне чувствительному делу о крупномасштабной коррупции, и это дело до сих пор продолжается. Очень странно, что в этом отношении Европейский Суд заключил: "Европейский Суд, со своей стороны, не усматривает в трех спорных интервью высказываний, которые бы оправдали утверждения о "раскрытии"" (§ 91). Даже признавая, что высказывания, содержащие подробности о продолжающемся деле, в котором заявительница выступала судьей, не приравнивались к разглашению секретной информации, довольно трудно признать их оценочными суждениями. Создается впечатление, что Европейский Суд оправдывает это поведение:

"Нет сомнений в том [так в тексте! - AK], что, действуя таким образом, она затронула крайне важную тему, представляющую всеобщий интерес, обсуждение которой в демократическом обществе должно осуществляться свободно. Ее решение сделать эту информацию публичной было основано на ее личном опыте и принято только после того, как она была лишена возможности участвовать в судебном разбирательстве в своем официальном качестве" (§ 94).

Необходимо отметить, что "после того как она была лишена возможности участвовать в [одном] судебном разбирательстве", заявительница впоследствии участвовала в качестве судьи в нескольких других уголовных делах (§ 16), и ее судейские полномочия на этой стадии были не прекращены, а лишь временно приостановлены на два месяца до выборов по ее собственной просьбе. Ничто не указывает на то, что она была свободна от обязанности соблюдения правил судебной этики и обязательства профессиональной осмотрительности. Следовательно, заявительница злоупотребляла своим иммунитетом кандидата, раскрывая конкретную фактическую информацию, касающуюся уголовного разбирательства по чувствительному делу до вступления приговора по данному делу в законную силу.

Для Европейского Суда это, скажем так, "необычное" (для действующего судьи) поведение оправданно тем фактом, что в момент высказываний заявительница осуществляла предвыборную кампанию: "политические высказывания... пользуются особой защитой на основании статьи 10 Конвенции" (§ 95). Так, если лицо желает свести с кем-то личные счеты, безопаснее сделать это в ходе предвыборной кампании, поскольку в этом случае даже раскрытие профессиональной информации или информации ограниченного доступа "должно были рассматриваться не как необоснованный личный выпад, но как добросовестный комментарий по вопросу, представляющему всеобщий интерес" (§ 95).

Этот вывод, более чем "либеральный", контрастирует с другим: "...Европейский Суд считает, что должностные лица, работающие в судебной сфере, обязаны демонстрировать сдержанность при осуществлении свободы выражения мнения во всех случаях, когда авторитет и беспристрастность правосудия могут быть поставлены под сомнение..." (§ 86). Раскрытие государственными и публичными служащими информации, полученной в связи с их работой, даже по вопросам, представляющим всеобщий интерес, должно рассматриваться в свете их обязанности лояльности и осмотрительности. Я бы вновь отметил, что в деле Гуджи (упоминавшееся выше, §§ 72-78) Европейский Суд постановил, что при решении вопроса о том, пользовалось ли защитой статьи 10 Конвенции сообщение о незаконных действиях или нарушениях на рабочем месте, следует принимать во внимание, были ли доступны заинтересованному государственному служащему какие-либо иные эффективные меры исправления нарушения, которое он или она намеревались предать гласности, такие как сообщение руководителю лица или иному компетентному лицу или органу... Заявительница предпочла сделать это публично спустя несколько месяцев в ходе своей предвыборной кампании (см. § 19) и лишь после этого она подала жалобу в Высшую квалификационную коллегию судей (см. § 24): это явно было сделано с целью достижения личных целей, как утверждали власти Российской Федерации.

Имеет значение, что все утверждения заявительницы, касающиеся процессуальных нарушений во время ее участия в уголовном деле в отношении Зайцева, были исследованы независимым судьей из системы арбитражных судов и отклонены как необоснованные, поскольку заявительница не доказала предполагаемые факты. С иными высказываниями заявительницы в интервью средствам массовой информации, такими как "суд, по существу, превращается в инструмент сведения политических, коммерческих или просто личных счетов", легко можно примириться, если они исходят от журналистов или профессиональных политиков, но они несовместимы со статусом судьи, принадлежавшей в течение 18 лет к судебной системе. Центральный нравственный вопрос в этой истории заключается в том, что своим поведением бывшая судья Кудешкина исключила себя из сообщества судей до применения к ней дисциплинарного взыскания. Таким образом, имеется разумное отношение пропорциональности между мерами, примененными к заявительнице, и законной целью защиты авторитета правосудия, предусмотренной пунктом 2 статьи 10 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда делу "Фогт против Германии", § 53). Эти меры были "предусмотрены законом" (см. §§ 45-47 Постановления), преследовали законную цель, установленную пунктом 2 статьи 10 Конвенции ("предотвращение разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия") и были "необходимы в демократическом обществе", оставляя национальным властям определенную свободу усмотрения при определении того, было ли спорное вмешательство соразмерно вышеупомянутой цели (см. в числе прочих примеров упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда делу "Фогт против Германии", § 53).

Европейский Суд обращает внимание на "сдерживающее воздействие, которое оказывает опасение подвергнуться санкциям на осуществление свободы выражения мнения". Боюсь, что "сдерживающее воздействие" данного Постановления может заключаться в создании впечатления, что необходимость защиты авторитета правосудия гораздо менее важна, чем необходимость защиты права государственных служащих на свободу выражения мнения, даже если добросовестность намерений государственного служащего не доказана. Я глубоко огорчен выводами Европейского Суда. Надеюсь, что уважаемые коллеги простят мне эту свободу выражения мнения.


Несовпадающее особое мнение Судьи Николау


Обстоятельства, при которых дело Зайцева было передано другому судье в ходе разбирательства, которое вела заявительница, действительно дают основания для беспокойства. Данное беспокойство не обусловлено прямо высказываниями заявительницы в средствах массовой информации о том, что произошло, поскольку ее версия оспаривалась и не могла, таким образом, пользоваться приоритетом в данном контексте. Беспокойство возникает в связи с содержанием заключения, подготовленного судьей, проводившим проверку на основании жалобы заявительницы, касающейся данных обстоятельств.

Следует отметить, что после 23 июля 2003 г., когда дело было передано другому судье, заявительница выступала в качестве судьи по нескольким другим уголовным делам до конца октября 2003 г., когда, по ее просьбе, она была освобождена от судейских обязанностей, поскольку выступала кандидатом на всеобщих выборах 7 декабря 2003 г. в Государственную Думу Российской Федерации. Лишь в начале декабря 2003 г., в контексте предвыборной кампании и более чем через четыре месяца после передачи дела Зайцева, заявительница дала интервью, содержащие спорные высказывания, в которых она критиковала национальную судебную систему; и в день двух интервью 4 декабря 2003 г. она подала в Высшую квалификационную коллегию судей жалобу о том, что председатель Московского городского суда незаконно осуществляла на нее давление с целью воспрепятствовать ей в надлежащем исполнении ее судейских обязанностей. Таким образом, была допущена существенная задержка, но я готов признать, что это не имеет большого значения.

Далее, следует отметить, что, согласно статье 6.2 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации* (* По-видимому, имеется в виду Закон Российской Федерации "О статусе судей в Российской Федерации" (прим. переводчика).), председатели судов несут административные обязанности в дополнение к своим судейским функциям. Таким образом, они ответственны за организацию работы суда и распределение дел между судьями. При этом должна соблюдаться статья 242 того же кодекса, которая прямо предусматривает то, что, в принципе, само собой разумеется, а именно необходимость рассмотрения дела одним и тем же судьей, кроме случаев, когда он или она не может принимать участие в слушании. Очевидно, в настоящем деле председатель Московского городского суда изъяла дело из производства заявительницы во исполнение полномочий, предусмотренных статьей 6.2. Первоначально дело было изъято из производства заявительницы под тем предлогом, что если дело осталось бы у нее, возникла бы неприемлемая задержка в разбирательстве. Но впоследствии предлог изменился. В заключении, подготовленном судьей, который производил проверку, было указано, что основания, которыми руководствовалась председатель суда, в действительности заключались в том, что заявительница: "была неспособна вести судебное разбирательство, ее процессуальные действия были непоследовательны, [она действовала] в нарушение принципов состязательности и равенства сторон, она высказывала юридическое мнение в отношении незавершенного уголовного дела и пыталась получить консультации председателя суда по делу, а также с учетом конфиденциальных сообщений соответствующих органов, переданных председателю Московского городского суда в отношении судьи Кудешкиной в связи с рассмотрением дела Зайцева и других уголовных дел".

Не доказано, что в соответствии с толкованием вышеупомянутой статьи 6.2 национальные суды признавали, что председатели судов обладали столь широкими полномочиями действовать в административном порядке в отношении процессуальных вопросов, которые очевидно носили правовой характер; и было бы поразительно, если бы они обладали такими полномочиями. Однако наиболее тревожной была ссылка на "...конфиденциальные сообщения соответствующих органов, переданные председателю Московского городского суда в отношении судьи Кудешкиной..." в качестве основания для изъятия дела из производства судьи. Представляется, что судья, осуществлявший проверку, не думал о том, что такие основания порождали какие-либо вопросы, и не соотносил их с версией событий заявительницы, которая в некоторой степени подтверждалась письменными показаниями народных заседателей и секретаря суда, по крайней мере, в отношении того, как развивались события. Его вывод о том, что отсутствовали достаточные доказательства в подтверждение высказываний заявительницы, лишь потому, что их отрицало лицо, против которого они были направлены, не может быть признан удовлетворительным. Наконец, представляется, что компетентные органы не обращались к какому-либо из этих вопросов при принятии решения не осуществлять дальнейших действий по жалобе.

С учетом этих предпосылок и в свете доклада судьи, осуществлявшего проверку, который оставлял место для нескольких вариантов развития событий, право заявительницы на свободу выражения мнения приобретало особое значение. Это самое большое, что я готов признать. И хотя мне кажется, что судья более, чем кто-либо еще, не должен предавать события огласке, пока дело находится на рассмотрении суда - как и было в настоящем деле - или до представления жалобы в компетентный орган и ожидания ответа - что не было сделано заявительницей, - я все еще могу рассматривать возможность присоединиться к мнению, которого очевидно придерживает большинство, о том, что судья сохраняет право предавать события огласке незамедлительно, на основании, предположительно, совершенно исключительных обстоятельств.

Однако наиболее важным аспектом дела является то, что высказывания заявительницы не ограничивались разбирательством по делу Зайцева. Заявительница прямо и в выражениях, не допускающих сомнения, ссылалась на гораздо более широкую проблему национальной судебной системы. Ссылаясь на многолетний опыт работы в Московском городском суде, она категорически заявила, что сомневается в существовании независимых судов в Москве. Она утверждала, без каких-либо оговорок и не упоминая другие примеры, что московские суды, как по гражданским, так и по уголовным делам, систематически использовались в качестве инструмента сведения коммерческих, политических или личных счетов; она говорила о грубой манипуляции судьями, вопиющих скандалах и чрезмерной коррупции в московских судах; и она заключила, что если все судьи будут молчать, в стране скоро настанет "судебный беспредел". Ее высказывания, как я их прочел, ясно предполагали, что она знала конкретные примеры, которые оправдывали то, как она описывала масштаб проблемы. Но она не сделала попыток обосновать эту фактическую подоплеку до высказывания оценочных суждений о степени и серьезности ситуации, которые она подытожила, указав, что "никто не может быть уверен в том, что его дело, любое, будь то гражданское, административное или уголовное, будет разрешено по закону, а не в угоду кому-либо". Эти в высшей степени сильные слова исходили от судьи и не должны были высказываться, если судья не могла обосновать их, хотя бы в значительной степени.

Постановление большинства концентрируется на деле Зайцева, не обращаясь, на мой взгляд, в достаточной степени к высказываниям заявительницы о более широкой проблеме, как она представляла ее, созданной большим количеством аналогичных случаев, где дело Зайцева было лишь примером. По сути, ее настойчивое утверждение о том, что такое поведение было широко распространено и носило систематический характер, выступало основой для ее выводов о том, что обычному гражданину было невозможно добиться справедливости в московских судах. Далее, поскольку большинство ссылается на высказывания заявительницы в целом, я не могу согласиться, что высказывания состояли преимущественно из оценочных суждений, не требующих подтверждения, хотя я признаю гибкость прецедентной практики Европейского Суда по данному вопросу.

Если заявительница действительно знала факты, отличные от фактов, связанных с делом Зайцева, о том, что судейская коррупция была настолько распространена, и судьи были столь эффективно подчинены закулисным влияниям, заявительница должна была высказываться более конкретно. На деле она осудила каждого из судей, работающих в Москве, как осознанного соучастника либо беспомощную жертву коррумпированной судебной системы, не принимая во внимание судей, которые, как она сама, могли бы заявить о своей безупречности. Вкратце, она обвинила всех судей поголовно, разрушая тем самым судебную систему. Инцидент по делу Зайцева сам по себе не мог быть основанием для столь далекоидущих высказываний.

Следует учитывать, что публичные высказывания судьи могут иметь значительное воздействие, поскольку общественность, естественно, считает мнение судьи взвешенным и достоверным; тогда как, например, всем понятно, что журналист, который рассматривается как общественный контролер, может иногда допускать провокационный тон или иметь предрасположенность к преувеличению, в связи с чем для него допустима большая свобода. На момент, когда заявительница выступила со спорными высказываниями, ее судейские полномочия уже были приостановлены, чтобы позволить ей ведение политической кампании. Соответственно, она могла выражаться более свободно. Но она по-прежнему оставалась судьей. На нее, как и ранее, распространялся Закон "О статусе судей" и Кодекс чести судьи, имел он или нет силу закона. Таким образом, она должна была высказываться с осторожностью. Вместо этого она достигла неприемлемой крайности. Таким образом, по моему мнению, национальные органы обоснованно имели возможность, которой они воспользовались, решить, что "действия судьи Кудешкиной умалили честь и достоинство судьи, дискредитировали авторитет правосудия [и] нанесли значительный ущерб престижу профессии судьи, составляя, таким образом, дисциплинарное правонарушение". Кроме того, при таких обстоятельствах дисциплинарное взыскание, примененное к заявительнице, не было, на мой взгляд, несоразмерным.

И последнее. Заявительница жаловалась на процессуальное нарушение при ее обращении за судебной проверкой. Жалоба, на мой взгляд, беспочвенна. Хотя и с некоторым промедлением, ей было указано судьей Верховного Суда, что правила подсудности препятствовали передаче ее дела из Московского городского суда в иной суд. В любом случае, рассмотрение Московским городским судом не имело определяющего влияния на исход разбирательства в целом, учитывая, что основные выводы и окончательная проверка взыскания исходили от органов, чья беспристрастность не ставилась под сомнение.


Обзор документа


Для просмотра актуального текста документа и получения полной информации о вступлении в силу, изменениях и порядке применения документа, воспользуйтесь поиском в Интернет-версии системы ГАРАНТ: