Вопрос о правомерности применения силы

По делу обжалуется неоспариваемое применение летальной силы государственными служащими и ставится вопрос об эффективности расследования. По делу допущено нарушение требований статьи 2 Конвенции.

Кафкарис против Кипра
[Kafkaris v. Cyprus] (N 21906/04)

Постановление от 12 февраля 2008 г. [вынесено Большой Палатой]

Обстоятельства дела

В 1989 году заявитель был признан виновным в совершении трех убийств и осужден к пожизненному лишению свободы на основании Уголовного кодекса. В этот период Правила (всеобщие) исполнения наказаний (с изменениями и дополнениями) устанавливали, что осужденные к пожизненному лишению свободы имеют право на уменьшение наказания в размере до четверти срока. Для этой цели пожизненное лишение свободы приравнивалось к лишению свободы на 20 лет. Перед вынесением приговора сторона обвинения предложила присяжным уточнить, подразумевает ли пожизненное лишение свободы в данном деле лишение свободы на всю жизнь или на срок 20 лет, указанный в правилах исполнения наказаний, так как в последнем случае она намеревалась просить о последовательном отбытии наказаний. Суд постановил, что срок наказания означает лишение свободы на всю оставшуюся жизнь осужденного. Однако по прибытии в тюрьму администрация уведомила заявителя, что при условии хорошего поведения он может быть освобожден в 2002 году.

Впоследствии Верховный суд постановил по другому делу, что правила, регулирующие смягчение наказаний, являются неконституционными и приняты с превышением полномочий, и было принято новое законодательство, не допускающее ходатайства осужденных к пожизненному лишению свободы о смягчении наказания в связи с хорошим поведением. Заявитель не был освобожден в дату, указанную тюремной администрацией, и обжаловал в Верховном суде незаконность содержания под стражей. Его заявление и последующая жалоба были отклонены. Возможности освобождения для лиц, осужденных к пожизненному лишению свободы, в настоящее время вытекают лишь из конституционных полномочий президента в части приостановления, смягчения или уменьшения наказания по рекомендации генерального прокурора или установленных законом полномочий по условному освобождению с согласия последнего.

Вопросы права

По поводу соблюдения требований статьи 3 Конвенции.

(a) Что касается продолжительности содержания под стражей. Хотя возможности освобождения лиц, отбывающих пожизненное лишение свободы, на Кипре ограничены, это не означает, что пожизненные приговоры на Кипре являются несмягчаемыми, исключающими возможность освобождения. Напротив, такие приговоры де-юре и де-факто являются смягчаемыми. Множество заключенных, отбывавших пожизненное заключение, были освобождены с использованием конституционных полномочий президента, и такие лица могли воспользоваться преимуществами законодательных положений в любое время, без отбытия минимального срока лишения свободы. Соответственно, даже при наличии недостатков процедуры, которая в настоящее время реформируется, заявитель не вправе утверждать, что был лишен какой-либо надежды на освобождение, или что его продолжающееся заключение, хотя и долгое, представляет собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение.

(b) Что касается содержания под стражей по истечении срока, указанного тюремной администрацией. Хотя изменения применимого законодательства и последующий крах ожиданий освобождения могли вызвать беспокойство заявителя, оно не достигло той степени, которая подпадает под действие статьи 3 Конвенции. С учетом хронологии событий заявитель не мог обоснованно питать твердую надежду на освобождение в 2002 году, поскольку суд присяжных дал ясные указания относительно продолжительности срока его приговора, и соответствующие изменения национального законодательства имели место примерно через шесть лет после указания даты освобождения тюремной администрацией. Любые надежды, которые заявитель мог питать на досрочное освобождение, должны были, следовательно, уменьшиться в связи с изменениями национального законодательства, установившими необходимость отбытия пожизненного лишения свободы. Хотя пожизненное лишение свободы, не предусматривающее минимального срока отбытия, неизбежно порождает беспокойство и неопределенность в отношении жизни в тюрьме, они присущи природе такого приговора, и с учетом перспектив освобождения в соответствии с существующей системой не позволяют сделать вывод о бесчеловечном и унижающем достоинство обращении.

Постановление

По делу требования статьи 3 Конвенции нарушены не были (вынесено 10 голосами "за" и семью - "против").

По поводу соблюдения требований пункта 1 статьи 5 Конвенции. Суд присяжных ясно дал понять, что заявитель приговорен к лишению свободы на всю оставшуюся жизнь, а не на 20 лет. Последующее уведомление тюремных властей об условном освобождении не могло повлиять и не повлияло на этот приговор и не делало его содержание под стражей после 2002 года незаконным.

Постановление

По делу требования статьи 5 Конвенции нарушены не были (вынесено 16 голосами "за" и одним - "против").

По поводу соблюдения требований статьи 7 Конвенции.

(a) Что касается качества закона. По вопросу о доступности и предсказуемости Европейский Суд отмечает, что во время совершения преступления Уголовный кодекс ясно устанавливал наказание за убийство в виде пожизненного лишения свободы. Однако в той же степени ясно, что, руководствуясь правилами исполнения наказаний, исполнительные и административные органы полагали, что такой приговор равнозначен 20 годам лишения свободы, и все заключенные, в том числе и осужденные к пожизненному лишению свободы, имеют право на смягчение наказания при условии хорошего поведения. Хотя Европейский Суд допускает, что правила касались исполнения наказаний, а не самого приговора, различие между продолжительностью пожизненного лишения свободы и способом его исполнения не было непосредственно очевидным. Соответственно, в момент совершения заявителем преступления кипрский закон в целом не был сформулирован с достаточной точностью, позволявшей заявителю отличить, при необходимости после консультирования, продолжительность пожизненного лишения свободы и способ его исполнения.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 7 Конвенции (вынесено 15 голосами "за" и двумя - "против").

(b) Что касается придания обратной силы более суровому наказанию и лишения возможности смягчения наказания. Европейский Суд не находит, что более суровому наказанию в отношении заявителя была придана обратная сила, поскольку с учетом материальных норм Уголовного кодекса нельзя утверждать, что в период рассматриваемых событий продолжительность пожизненного заключения прямо приравнивалась к 20 годам лишения свободы. Тот факт, что заявитель в качестве осужденного к пожизненному лишению свободы утратил право на смягчение наказания, относится к исполнению приговора в противоположность вынесенному ему "приговору", который оставался пожизненным лишением свободы. Хотя изменения в уголовно-исполнительном законодательстве и условиях освобождения могли значительно отягчить лишение заявителя свободы, нельзя считать, что они установили более суровое "наказание", чем назначенное судом. Вопросы, затрагивающие политику в отношении освобождения, способ ее исполнения и соответствующее обоснование, являются частью уголовно-правовой политики, которая определяется на национальном уровне.

Постановление

По делу требования статьи 7 Конвенции нарушены не были (вынесено 16 голосами "за" и одним - "против").

По поводу соблюдения требований статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьями 3, 5 и 7 Конвенции.

(a) Что касается предполагаемой дискриминации заявителя по сравнению с лицами, осужденными к пожизненному лишению свободы, которые были освобождены. Указанные лица, осужденные к пожизненному лишению свободы, были освобождены не на основании правил исполнения наказаний или их приговора, а президентом республики, использовавшим свои дискреционные конституционные полномочия. Более того, в деле заявителя суд присяжных ясно указал содержание понятия пожизненного лишения свободы и приговорил его к лишению свободы на оставшуюся жизнь. Имея в виду многообразие факторов, принимаемых во внимание при осуществлении дискреционных полномочий президента, таких как характер преступления и общественное доверие к системе криминальной юстиции, нельзя утверждать, что использование такого усмотрения порождает вопрос о применении статьи 14 Конвенции.

(b) Что касается предполагаемой дискриминации заявителя как осужденного к пожизненному лишению свободы по сравнению с другими заключенными. С учетом природы пожизненного лишения свободы заявитель не вправе утверждать, что находится в аналогичном или относительно сходном положении по отношению к заключенным, не отбывающим пожизненное лишение свободы.

Постановление

По делу требования статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьями 3, 5 и 7 Конвенции нарушены не были (вынесено 16 голосами "за" и одним - "против").

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд счел, что установление факта нарушения Конвенции само по себе является достаточной справедливой компенсацией причиненного морального вреда.

Мансуролу против Турции
[Mansuroрlu v. Turkey] (N 43443/98)

Постановление от 26 февраля 2008 г. [вынесено IV Секцией]

(См. выше изложение обстоятельств данного дела, жалоба по которому была рассмотрена в контексте статьи 2 Конвенции.)

Будина против России
[Budina v. Russia] (N 45603/05)

Частичное решение от 12 февраля 2008 г. [вынесено I Секцией]

Заявительницей по делу выступает нетрудоспособная 60-летняя женщина. С апреля 2003 г. она получает пенсию по старости, составляющую приблизительно 27 евро в месяц. По ее словам, после оплаты счетов у нее остается примерно 50 центов в день, на которые она может купить буханку хлеба. Она просила об увеличении пенсии, представив подробный расчет сумм, необходимых для обеспечения ее неотложных потребностей, но ей было отказано.

Жалоба коммуницирована властям государства-ответчика в отношении статьи 3 Конвенции; остальная часть жалобы признана неприемлемой частичным решением.

D. и другие против Соединенного Королевства
[D. and Others v. United Kingdom] (N 38000/05)

Решение от 12 февраля 2008 г. [вынесено IV Секцией]

(См. ниже изложение обстоятельств данного дела, жалоба по которому была рассмотрена в контексте статьи 8 Конвенции.)

Саади против Италии
[Saadi v. Italy] (N 37201/06)

Постановление от 28 февраля 2008 г. [вынесено Большой Палатой]

Обстоятельства дела

Заявителем по делу выступает тунисский гражданин. В 2001 году ему был выдан итальянский вид на жительство. В 2002 году он был задержан и помещен в предварительное заключение в связи с подозрением в международном терроризме. В 2005 году итальянский суд присяжных приговорил его к лишению свободы за преступный сговор, подделку документов и сбыт краденого. На дату вынесения постановления Большой Палаты жалоба находилась на рассмотрении в итальянских судах. Также в 2005 году военный суд в Тунисе заочно приговорил заявителя к 20 годам лишения свободы за участие в террористической организации, действующей за границей в мирное время, и подстрекательство к терроризму. В августе 2006 г. он был освобожден после отбытия наказания в Италии. Однако министр внутренних дел отдал распоряжение о его высылке в Тунис согласно законодательству о борьбе с международным терроризмом. Ходатайство заявителя о предоставлении политического убежища было отклонено. Согласно правилу 39 Регламента (предварительные меры) Европейский Суд предложил итальянскому правительству приостановить высылку заявителя до соответствующих указаний.

Вопросы права

Европейский Суд не может недооценивать угрозу терроризма и значительные трудности, с которыми сталкиваются государства в защите населения от террористической угрозы. Тем не менее нельзя оценивать риск жестокого обращения, которому может подвергнуться данное лицо, с точки зрения опасности, которую он может представлять для населения в случае, если он не будет выслан на родину. То, что он мог представлять серьезную угрозу для населения, не уменьшает риск того, что он мог претерпеть вред в случае высылки. По этой причине было бы неправильно требовать более высокого стандарта доказательств в случае, когда лицо считается представляющим серьезную угрозу для общества или даже угрозу для государственной безопасности, поскольку такой подход не совместим с абсолютными требованиями статьи 3 Конвенции. Это означало бы, что в отсутствие доказательств, отвечающих более высоким стандартам, защита государственной безопасности делает более приемлемым риск жестокого обращения с лицом.

Европейский Суд подтверждает, что для вывода о нарушении Конвенции принудительной высылкой необходимо и достаточно наличия оснований, позволяющих предположить, что заявитель может подвергнуться жестокому обращению в стране назначения. Европейский Суд принимает к сведению доклады "Международной амнистии" и "Хьюман райтс уотч", описывающие тревожную ситуацию в Тунисе, которые подкрепляются докладом госдепартамента США. В этих докладах упоминаются многочисленные и систематические случаи пыток, применяемых к лицам, обвиняемым в терроризме. Зафиксированные методы, которые, как сообщается, часто применяются к лицам в полицейских участках, включают подвешивание к потолку, угрозы изнасилования, воздействие электротоком, погружение головы в воду, избиение и прижигание сигаретой. Имеются сведения о том, что данные о пытках и жестоком обращении не расследовались компетентными тунисскими органами, и последние систематически использовали признания, полученные под давлением, в целях осуждения. Европейский Суд не ставит под сомнение достоверность данных докладов и отмечает, что итальянское правительство не представило каких-либо доказательств, способных их опровергнуть. С учетом осуждения заявителя в Тунисе за преступления, связанные с терроризмом, имелись существенные основания полагать, что имеется реальная угроза того, что он подвергнется обращению, противоречащему статье 3 Конвенции, в случае если он будет выслан в Тунис.

Кроме того, тунисские власти не предоставили дипломатических заверений, о которых просило итальянское государство-ответчик. Существование национального законодательства, гарантирующего права заключенных, и присоединение к соответствующим международным договорам, упоминаемые в вербальных нотах Министерства иностранных дел Туниса, не являются достаточными для обеспечения адекватной защиты от риска жестокого обращения при условиях, когда, как в деле заявителя, достоверные источники сообщают о практике, очевидно противоречащей принципам Конвенции. Кроме того, даже если бы тунисские власти предоставили дипломатические заверения, это не освобождало бы Европейский Суд от обязанности проверить, обеспечивают ли такие заверения достаточную гарантию того, что заявитель будет огражден от риска жестокого обращения.

Постановление

Исполнение решения о высылке заявителя в Тунис будет рассматриваться как нарушение требований статьи 3 Конвенции (принято единогласно).

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд счел, что установление факта нарушения Конвенции само по себе является достаточной справедливой компенсацией причиненного морального вреда.

Вопрос о наличии гражданских прав и обязанностей

Спор, касающийся правомерности обыска и выемки, проведенных налоговыми органами. Положения статьи 6 Конвенции применимы к делу.

Вопрос о соблюдении права на доступ к правосудию

По делу обжалуется невозможность судебного обжалования постановлений об обыске и выемке, проведенных налоговыми органами в жилище заявителя. По делу допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции.

Вопрос о соблюдении права на справедливое судебное разбирательство дела

По делу обжалуется осуждение за получение взятки по подстрекательству полиции. По делу допущено нарушение требований статьи 6 Конвенции.

Вопрос о соблюдении принципа наказания исключительно на основании закона

По делу обжалуется осуждение за геноцид в связи с деяниями, совершенными в 1949 году. Жалоба коммуницирована властям государства-ответчика.

Вопрос о соблюдении принципа наказания исключительно на основании закона

По делу обжалуются противоречивые положения законодательства о содержании приговора к пожизненному лишению свободы для целей определения пригодности к освобождению. По делу допущено нарушение требований статьи 7 Конвенции.

По делу обжалуется изменение законодательства об освобождении лица, приговоренного к пожизненному лишению свободы, которое было информировано при вынесении приговора о том, что он означает лишение свободы до конца жизни. По делу требования статьи 7 Конвенции нарушены не были.

Адри-Вионне против Швейцарии
[Hadri-Vionnet v. Switzerland] (N 55525/00)

Постановление от 14 февраля 2008 г. [вынесено V Секцией]

Обстоятельства дела

Заявительница алжирского происхождения родила мертвого ребенка, отец которого являлся швейцарским гражданином. В состоянии шока она была доставлена в больницу из центра искателей убежища, в котором находилась. Она и ее партнер заявили, что не желают видеть тело ребенка. В тот же день социальный работник и регистратор были уведомлены о рождении и с учетом того, что траурная церемония не обязательна при рождении мертвого ребенка, распорядились о похоронах в отсутствие заявительницы. После помещения в деревянный гроб сотрудниками ритуальной фирмы тело ребенка было по указанию социального работника доставлено в фургоне на кладбище, где его похоронили в общей могиле для мертворожденных детей.

Заявительница выписалась из больницы на следующий день. Через два дня она в сопровождении работника психиатрической службы явилась на кладбище для возложения цветов. Заявительница оспорила утверждение государства-ответчика о том, что была информирована о возможности организации траурной церемонии в более поздний срок. Поэтому она вернулась на кладбище со священником и возложила там камни и цветы. Она обратилась с заявлением о возбуждении уголовного дела против неустановленного лица или лиц и просила о вступлении в дело в качестве гражданского истца, требующего возмещения ущерба. Уголовное дело было возбуждено против социального работника и регистратора в связи со злоупотреблением должностными полномочиями и неуважением к мертвому, а в качестве альтернативы в связи с незаконным перемещением движимого имущества. Заявительница утверждала, что тело ее ребенка забрали у нее незаконно, и что оно перевозилось в не приспособленном для этого транспорте и без разрешения, необходимого для этого вида перевозок. Она жаловалась на нарушение ее личной свободы, гарантированной федеральной конституцией, которая, по ее мнению, защищает чувства лица, испытываемые по отношению к умершему члену семьи.

Прокуратура двумя постановлениями прекратила дела против двоих обвиняемых.

Заявительница подала две жалобы в Высший суд, которые были признаны неприемлемыми. В части неуважения к мертвому суд указал, что признаки состава преступления отсутствуют. Тем не менее он рассмотрел утверждение о том, что, отдавая распоряжение о похоронах ребенка без траурной церемонии, двое обвиняемых действовали в нарушение действующего законодательства, устанавливавшего, что похороны могут быть организованы лишь по истечении двух дней после рождения мертвого ребенка и с проведением траурной церемонии. Соответственно, изначально было допущено нарушение права заявительницы на проведение церемонии. Кроме того, психологическое и физическое состояние заявительницы не препятствовало ее присутствию на похоронах, поскольку она была выписана из больницы сразу после них. Но Высший суд указал, что церемония могла иметь место после похорон, но заявительница не предъявила таких требований. Что касается жалобы на перевозку тела ребенка, Высший суд признал, что регистратор действовал в нарушение правил дорожного движения, и разрешение на это не было получено. Однако он счел, что деяние ответственного должностного лица, имевшего недостаточно опыта в таких вопросах, должно рассматриваться в перспективе, как и фактические последствия его поведения. В связи с этим прокуратура, обосновывая свое решение о целесообразности возбуждения дела, имела законное право отказаться от преследования заинтересованных лиц.

Заявительница подала две публично-правовые жалобы и две жалобы по мотивам недействительности в Федеральный суд. Двумя решениями последний отклонил четыре жалобы. Он признал неприемлемым довод жалобы о праве на похороны умершего. Оставляя открытым вопрос, имеются ли объективные признаки состава преступления неуважения к умершему, Федеральный суд счел, что в любом случае у обвиняемых отсутствовал умысел. Наконец, что касается довода о нарушении личной свободы, который заявительница приводила в контексте воспрепятствования участию в оплакивании, и предполагаемого нарушения права на похороны умершего, Федеральный суд посчитал, что эти рассуждения являются или могли бы быть обоснованными, но они не являются относимыми в рамках указанных разбирательств, где рассматривается вопрос о виновности или невиновности лиц, совершивших упомянутые действия. Одновременно с этими разбирательствами заявительница предъявила требование о возмещении морального вреда, который она претерпела вследствие нарушения ее прав личности. Требование было отклонено социальными службами и впоследствии административным судом и Федеральным судом; последний отметил, что рассматриваемое правонарушение, а именно злоупотребление должностными полномочиями, по своей природе не входит в сферу регулирования указанного закона.

Вопросы права

С учетом своей прецедентной практики Европейский Суд находит, что статья 8 Конвенции применима к вопросу о том, имела ли право заявительница участвовать в похоронах ее ребенка, возможно, при наличии церемонии, и на перевозку тела в соответствующем транспортном средстве. Европейский Суд ни в коем случае не хотел бы ставить под сомнение добросовестность должностного лица, в обязанности которого входит деликатная задача организации перевозки и похорон тела ребенка, имея в виду, в частности, что заявительница находилась в состоянии шока, и необходимо было действовать быстро.

С учетом этого освобождение служащего от уголовной ответственности не обязательно освобождает государство-ответчика от обязательств, вытекающих из Конвенции. Ответственность государства-ответчика в этом отношении вытекает из положений Конвенции, которые должны толковаться и применяться в соответствии с целями последней и в свете относимых принципов международного права. Поэтому отсутствие умысла или недобросовестности со стороны муниципальных служащих в любом случае не освобождает Швейцарию от международно-правовой ответственности согласно Конвенции. Высокие Договаривающиеся Стороны обязаны были организовать государственную службу и обучить служащих таким образом, чтобы обеспечить исполнение требований Конвенции. В такой глубоко личной сфере, как смерть близкого родственника, требуется особенно высокая степень старательности и заботливости. Следовательно, было допущено вмешательство в осуществление заявительницей прав, гарантированных статьей 8 Конвенции в отношении похорон ребенка и перевозки его останков. Европейский Суд, таким образом, должен проверить в первую очередь, имели ли действия муниципальных служащих достаточную правовую основу. С учетом права родителей на посещение похорон и участие в церемонии Европейский Суд усматривает противоречие между достаточно ясным законодательством и его применением в деле заявительницы. Регистратор провел похороны без консультаций с родственниками в нарушение правил о похоронном деле. Кроме того, похороны не были организованы родственниками. В части жалобы на перевозку останков ребенка Высший суд признал, что тело перевозилось в нарушение правил дорожного движения, поскольку разрешение на это не было получено. Федеральный суд не оспаривал этого вывода. С учетом изложенных выше соображений основания для вмешательства в права заявительницы, предусмотренные статьей 8 Конвенции, отсутствовали.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции (принято единогласно).

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявительнице 3 000 евро в счет компенсации причиненного морального вреда.

R.R. против Польши
[R.R. v. Poland] (N 27617/04)

[IV Секция]

После ультразвукового сканирования на 18-й неделе беременности заявительница была уведомлена о том, что плод может страдать синдромом Тернера* (*Синдром Шерешевского-Тернера - хромосомная болезнь, сопровождающаяся характерными аномалиями физического развития, низкорослостью и половым инфантилизмом (прим. ред.).). Она немедленно выразила желание сделать аборт, но прошла еще два сканирования для подтверждения диагноза. Ей было рекомендовано пройти генетическое исследование путем амниоцентеза* (* Амниоцентез - исследование околоплодной жидкости и находящихся в ней клеток плода (прим. ред.).), однако ее лечащий врач отказал ей в направлении на такое исследование, поскольку полагал, что она не вправе требовать аборта. В государственной больнице заявительнице отказали в генетическом исследовании, так как категорически исключали производство абортов. Другой врач заявил, что не имеет права направлять на такое исследование. На 23-й неделе заявительница наконец прошла генетические исследования в другой больнице, куда была госпитализирована в неплановом порядке, и направление для этого не требовалось. Ей пришлось ждать результатов в течение еще двух недель. Тем временем заявительница вновь безуспешно просила сделать ей аборт. На 25-й неделе беременности она получила результаты амниоцентеза, которые подтверждали заболевание плода синдромом Тернера. Согласно национальному законодательству аборт по причине дефектов развития плода возможен не позднее 24-й недели беременности, поэтому заявительница более не могла требовать сделать его. Она родила дочь, страдающую синдромом Тернера. Впоследствии она безуспешно просила о возбуждении уголовного дела против лиц, принимавших решение по ее делу. Она также возбудила гражданское разбирательство против врачей и больниц, отказавших ей в помощи. Данное разбирательство в настоящее время продолжается.

Жалоба коммуницирована властям государства-ответчика в отношении статей 3, 8 и 13 Конвенции с отдельным вопросом об исчерпании внутренних средств правовой защиты.

Хазе и другие против Германии
[Haase and Others v. Germany] (N 34499/04)

Решение от 12 февраля 2008 г. [вынесено V Секцией]

(См. ниже изложение обстоятельств данного дела, жалоба по которому была рассмотрена в контексте статьи 46 Конвенции.)

D. и другие против Соединенного Королевства
[D. and Others v. United Kingdom] (N 38000/05)

Решение от 12 февраля 2008 г. [вынесено IV Секцией]

Жалобы заявителей затрагивают два различных дела, в которых властями принимались меры по защите детей, поскольку врачи ошибочно подозревали, что последние являлись жертвами жестокого обращения.

В первом деле (D.) врач в больнице ошибочно посчитал, что заявительница преувеличивает или имитирует серьезные аллергические проблемы своего шестилетнего сына, которые последний испытывал с момента рождения. Заявительница не была информирована об этом выводе и узнала о нем только два года спустя (в марте 1997 г. ), случайно ознакомившись с медицинской карточкой сына. В июне 1997 г. ребенок был внесен в реестр риска категории эмоционального насилия. Однако после оценки его состояния, проведенной после согласия заявительницы на пристальное наблюдение, симптомы были признаны подлинными, и имя ребенка было исключено из реестра.

В деле RK и AK заявителями является семья иммигрантов, недостаточно владеющих английским языком. Их двухмесячный ребенок перенес перелом бедра в то время, когда за ним ухаживала бабушка по материнской линии. Мать и бабушка были опрошены педиатром в отсутствие переводчика, который ввиду их неспособности объяснить причину повреждения сделал вывод о том, что оно было причинено кем-то из взрослых. Возможность генетической предрасположенности в связи с тем, что родители являлись двоюродными братом и сестрой, не исследовалась. Были поставлены в известность полиция и социальные службы, и после выписки из больницы ребенок был передан под временную опеку тети. Приказ о полной опеке был выдан спустя три месяца после первоначального происшествия и после того, как судья суда графства счел показания матери и бабушки ложными. Однако после причинения повторного повреждения во время пребывания у тети ребенку был поставлен диагноз врожденной хрупкости костей. Приказ об опеке был отменен, и ребенок возвращен родителям спустя девять месяцев после первого повреждения. К этому времени местное население и родственники и знакомые за границей были осведомлены о том, что семья подозревается в причинении вреда ребенку.

Заявители в обоих делах предъявили к больничной администрации иски о возмещении ущерба. Их требования были отклонены в первой инстанции, в частности, на том основании, что по отношению к ним как к родителям отсутствовала обязанность соблюдать осторожность. Эти решения были оставлены без изменения Апелляционным судом и палатой лордов, причем последняя добавила собственный довод о том, что серьезность социальной проблемы насилия над детьми освобождает специалистов здравоохранения, добросовестно действующих в интересах детей, от потенциально противоречивых обязанностей при решении вопроса о том, подвергся ли ребенок насилию со стороны родителей. Соответственно, к ним не могут быть предъявлены претензии в связи с профессиональной неосторожностью, и иск возможен только в случае недобросовестности.

Решение

(a) Жалоба признана неприемлемой, что касается статей 6, 8 и 13 Конвенции, по делу D. Заявительница никогда не была изолирована от сына, формально или юридически. Без ее согласия не предпринимались также меры для оказания сыну медицинской помощи или ухода. Хотя впоследствии заявительница узнала о том, что различные специалисты подозревали ее в преувеличении или имитации симптомов болезни сына, Европейский Суд не убежден в том, что это имело непосредственное влияние на осуществление ею права на уважение семейной или личной жизни. Внесение имени ее сына в реестр являлось административной мерой, которая привлекала внимание властей к необходимости оказания неотложной помощи. Если даже она являлась предварительным шагом для мер опеки, последние не были приняты, поскольку подозрения в насилии были отклонены специалистом.

Таким образом, если предположить, что заявительница могла утверждать, что является жертвой вмешательства в права, гарантированные статьей 8 Конвенции, такое вмешательство может считаться необходимым для защиты прав ее ребенка. Делая такой вывод, Европейский Суд подчеркивает, что ошибочные решения или оценки медицинского персонала сами по себе не означают процессуальных нарушений, что здоровье ребенка внушало озабоченность, что у многих специалистов создалось отрицательное впечатление о поведении заявительницы и что после дачи заявительницей согласия на обследование ребенка подозрения в симуляции или провоцировании болезни были сняты, а имя ее сына немедленно исключено из реестра риска, после того как оно находилось в нем не больше четырех месяцев. Жалоба в части статьи 13 Конвенции отклоняется в связи с отсутствием доказуемых данных о нарушении конвенционных прав. Что касается статьи 6 Конвенции, нет оснований полагать, что какое-либо предполагаемое процессуальное нарушение, допущенное при рассмотрении дела, затронуло какое-либо существующее гражданское право. Жалоба признана явно необоснованной.

(b) Жалоба признана приемлемой, что касается статей 8 и 13 Конвенции, по делу RK и AK.

Решение

Жалоба признана неприемлемой, что касается статьи 3 Конвенции. Европейский Суд отмечает, что статья 3 Конвенции не может применяться в случаях, когда страдания и мучения, даже глубокие, с неизбежностью вытекают из мер, в других отношениях не противоречащих Конвенции, если отсутствует особый элемент, причиняющий страдания, выходящие за рамки присущих применению таких мер. С учетом основанной на статье 3 Конвенции ответственности властей за защиту детей от серьезного насилия следует считать противоречащим эффективной защите автоматическое возложение на них ответственности перед родителями на основании того же положения за любые ошибки, в том числе разумные, при исполнении ими своих обязанностей. Для применения статьи 3 Конвенции к такому делу требуется фактор отклонения от нормального исполнения этих обязанностей. В деле заявителей не оспаривается, что их ребенок перенес травму, которая вначале не могла быть объяснена. Хотя Европейский Суд не ставит под сомнение затруднительное положение заявителей, тот факт, что они ошибочно подозревались в применении насилия, и их объяснение событий было сочтено неудовлетворительным или ложным, не может рассматриваться как содержащий особые элементы в указанном смысле. Жалоба признана явно необоснованной.

Решение

Жалоба признана неприемлемой, что касается пункта 1 статьи 6 Конвенции.

(i) Уголовно-правовой аспект. Обвинение заявителям не предъявлялось, и уголовное дело не возбуждалось. Даже если полиция могла бы вернуться к этому вопросу впоследствии, этого недостаточно для определения какого-либо "уголовного обвинения". Жалоба не совместима ratione materiae* (*Ratione materiae - ввиду обстоятельств, связанных с предметом рассмотрения, критерий, применяемый при оценке приемлемости жалобы (прим. переводчика).) с положениями Конвенции.

(ii) Гражданско-правовой аспект. Статья 6 Конвенции не применяется по отношению к внутренним процедурам защиты детей как таковым. Также отсутствуют данные о том, что какие-либо аспекты таких процедур затрагивали справедливость любого судебного разбирательства с участием заявителей. Жалоба признана явно необоснованной.

Вопрос о соблюдении права на уважение жилища

По делу обжалуется шумовое воздействие ветряной турбины, построенной рядом с домом. Жалоба признана неприемлемой.

Александридис против Греции
[Alexandridis v. Greece] (N 19516/06)

Постановление от 21 февраля 2008 г. [вынесено I Секцией]

Обстоятельства дела

Заявитель, допущенный к адвокатской практике в суде первой инстанции, был обязан принести присягу. Согласно действующему законодательству это предусматривало религиозную церемонию. Чтобы заменить ее торжественным заявлением, г-н Александридис был обязан заявить, что является атеистом, или что его религия не допускает присяги.

Заявитель утверждает, что в соответствии с обычной практикой секретариат суда выдал ему формуляр, содержавший стандартный текст. На публичном слушании он передал надлежащим образом заполненный формуляр председателю суда. Когда последняя предложила ему положить правую руку на Библию для принесения присяги, он заявил, что не является православным, и потому желает сделать торжественное заявление, на что и получил разрешение.

Греческое государство-ответчик в то же время утверждает, что вместо обращения в секретариат суда заявитель обратился непосредственно к председателю суда за разрешением сделать торжественное заявление. Председатель дала разрешение. После этого заявитель обратился в секретариат суда. Там имелись два формуляра: один - для религиозной присяги, другой - для торжественного заявления; заявитель не просил нужный формуляр и заполнил тот, что предназначался для религиозной присяги.

В своих возражениях на доводы заявителя государство-ответчик отмечало, что заявитель действительно имел при себе формуляр для религиозной присяги при обращении к председателю суда, но после этого просил разрешения на торжественное заявление. Он не делал попыток исправить документ.

Вопросы права

Европейский Суд отмечает, что государство-ответчик представило две версии событий, не совместимые друг с другом, и ни один документ не свидетельствовал о том, что заявитель не следовал надлежащей процедуре принятия присяги. Кроме того, протокол слушания, единственный официальный документ для указанной процедуры, подтверждает версию событий, изложенную заявителем.

В настоящем деле процедура принесения присяги предполагает, что адвокаты, допущенные к судебной практике, являются православными христианами и желают принести религиозную присягу. Поэтому когда заявитель предстал перед судом, он был обязан заявить, что не является православным христианином, и таким образом частично раскрыть свои религиозные убеждения для получения разрешения на торжественное заявление.

Свобода исповедовать свою религию содержит также негативный аспект, а именно право не исповедовать свою религию или религиозные убеждения и не принуждаться к действиям, которые позволяли бы сделать вывод о том, имеет лицо такие убеждения или нет. Государственные органы не имеют права вмешиваться в эту сферу индивидуального сознания и удостоверять религиозные убеждения или вынуждать раскрывать свои убеждения по духовным вопросам. Это тем более верно в делах, где лицо обязано совершить действия для исполнения определенных обязанностей, в частности, для того, чтобы принести присягу для допуска к должности. Тот факт, что протокол слушания, являвшийся единственным официальным документом, подтверждающим принесение присяги, устанавливает, что заявитель принес религиозную присягу, несовместимую с его убеждениями, позволяет предположить, что адвокаты, приносящие присягу, в принципе считаются православными христианами. В то время как государство-ответчик утверждает, что существовали два формуляра: один - для религиозной присяги и другой - для торжественных заявлений, из имеющихся доказательств Европейский Суд не может заключить, что в период спора существовали два формуляра.

В заключение следует отметить, что тот факт, что заявитель был вынужден раскрыть суду, что не является православным христианином и желает сделать торжественное заявление вместо принесения религиозной присяги, свидетельствует о вмешательстве в его право не раскрывать свои религиозные убеждения.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 9 Конвенции (принято единогласно).

Европейский Суд также установил нарушение требований статьи 13 Конвенции (принято единогласно).

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявителю 2 000 евро в счет компенсации причиненного морального вреда.

Жюли и компания "Сарл Либерасьон" против Франции
[July and Sarl Liberation v. France] (N 20893/03)

Постановление от 14 февраля 2007 г. [вынесено III Секцией]

Обстоятельства дела

Дело касается приговора в отношении ежедневной французской газеты "Либерасьон" (Liberation) и ее главного редактора Сержа Жюли в связи с диффамацией, допущенной посредством публикации статьи, касающейся уголовного дела по факту смерти при подозрительных обстоятельствах французского судьи во время нахождения в зарубежной командировке. Статья под заголовком "Гибель судьи: вдова наступает на судей и полицию" ("Mort d'un juge: la veuve attaque juges et policiers") содержала высказывания, сделанные на пресс-конференции, посвященной делу. Цель пресс-конференции заключалась в сообщении общественности об официальном требовании вдовы погибшего о проведении проверки действий судей, которые осуществляли расследование по делу. Расследование при этом было подвергнуто критике. Следственные судьи начали разбирательство против заявителей в связи с диффамацией, утверждая, что четыре эпизода в статье носили диффамационный характер: "1. Предвзятость. Она [вдова погибшего] жалуется на предвзятость судей. 2. Расследование осуществлялось в "странной" манере. 3. [Председатель Союза судей], между тем, привел "список ошибок". 4. Поскольку они [следственные судьи] были медлительны". Суд по уголовным делам оправдал обоих заявителей. Диффамационным был признан лишь эпизод, касавшийся "пристрастности судей". Суд, однако, принял довод о добросовестности заявителей, учитывая, что газета, освещая критику расследования, лишь выполняла свою задачу информирования общественности.

Апелляционный суд частично отменил оправдательный приговор в отношении заявителей. Он постановил, что помимо заявления о предвзятости судей также носило диффамационный характер обвинение в том, что расследование ведется в "странной" манере. Суд счел, что данные эпизоды умалили достоинство и репутацию двух следственных судей. Апелляционный суд, тем не менее, не принял довод заявителей о добросовестности, поскольку они явно нарушили требования осмотрительности и объективности. Серж Жюли был признан виновным в публичной диффамации в отношении государственных служащих, а на компанию-заявителя была возложена гражданская ответственность. Серж Жюли был приговорен к уплате штрафа в размере 10 000 франков (приблизительно 1 500 евро) и аналогичной компенсации каждому из гражданских истцов, а также обязан опубликовать в "Либерасьон" и другой национальной ежедневной газете объявление, включающее основные положения приговора. Апелляционный суд также взыскал с заявителей в пользу гражданских истцов солидарно 20 000 франков (приблизительно 3 000 евро) в отношении расходов, не уплаченных государством. Заявители безрезультатно подавали кассационную жалобу на основании, в частности, статьи 10 Конвенции.

Вопросы права

Приговор в отношении заявителей представлял собой вмешательство в их право на свободу выражения мнения. Это вмешательство было предусмотрено французским законодательством и преследовало правомерные цели защиты репутации следственных судей в качестве государственных служащих и поддержания авторитета и беспристрастности судебной власти.

В отношении вопроса о том, было ли такое вмешательство "необходимо в демократическом обществе", следует отметить, что пресса является одним из инструментов, позволяющих политическим деятелям и общественному мнению убедиться в том, что судьи исполняют свои сложные обязанности в соответствии с основополагающей целью возложенной на них миссии. Это особенно справедливо в отношении настоящего дела, поскольку высказывания на пресс-конференции имели прямое отношение к судебному расследованию значимого уголовного дела, получившего широкое освещение в прессе. Таким образом, свобода усмотрения властей в оценке "необходимости" спорной меры носила ограниченный характер.

Европейский Суд не убеждают доводы Апелляционного суда. Спорная статья представляла собой описание пресс-конференции, касающейся дела, уже известного общественности, и национальные суды не должны были подменять своим мнением мнение прессы об уместном методе изложения при распространении информации. Более того, в статье надлежащим образом использовались условное наклонение и кавычки в определенных местах с целью избежать смешения читателями утверждений участников пресс-конференции с мнением газеты. Имена выступающих также каждый раз указывались для удобства читателя, в результате чего нельзя утверждать, как Апелляционный суд, что некоторые высказывания могли быть приписаны журналисту и, следовательно, заявителям. Более того, статья не выражала какой-либо личной враждебности к судьям.

Границы приемлемой критики шире в отношении государственных служащих при исполнении ими обязанностей. Основания, приведенные Кассационным судом для отклонения жалобы заявителей, не были относимы и достаточны, учитывая, что судьи, являвшиеся государственными служащими "основополагающих институтов государства", могли в "приемлемых" пределах подвергаться личной критике не только теоретического и общего характера. Что касается довода Апелляционного суда, основанного на использовании прилагательного "странный", то эта характеристика, хотя и не была положительной, принадлежала согласно статье одному из участников пресс-конференции, а не использовалась журналистом самостоятельно. В любом случае заявители даже не прибегали к доводу о степени преувеличения или провокации, хотя это допустимо при осуществлении свободы журналиста. Европейский Суд не находит данные выражения "явно оскорбительными" для судей и полагает, что основания для признания заявителей недобросовестными вряд ли совместимы с принципами, касающимися свободы выражения мнения, и ролью прессы как "контролера".

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявителям совместно 7 500 евро в счет компенсации причиненного морального вреда.

Румяна Иванова против Болгарии
[Rumyana Ivanova v. Bulgaria] (N 36207/03)

Постановление от 14 февраля 2008 г. [вынесено V Секцией]

Обстоятельства дела

После серьезного банковского кризиса в конце 1990-х годов было принято новое законодательство с целью реформирования болгарского закона о банковской деятельности, в частности, в отношении невозвращенных и необеспеченных кредитов. В соответствии с новым законодательством Национальный банк Болгарии составлял список всех должников, просрочивших возврат кредита более чем на шесть месяцев, публикуемый в специальном бюллетене. Список был представлен Народному собранию в 1998 году. Должники в списке получили неофициальное название "кредитных миллионеров".

В 2001 году "24 часа", ведущая ежедневная газета, опубликовала статью заявительницы, в которой утверждалось, что M.D., известный политик и член парламента, входил в официальный список Национального банка за счет своего владения тремя компаниями. В статье предполагалось, что включение M.D. - на тот момент кандидата на пост заместителя министра финансов - в список должно обеспокоить министра-председателя. Затем M.D. сообщил редактору газеты "24 часа" о том, что он не являлся акционером трех данных компаний, и в тот же день позднее был опубликован исправленный вариант статьи. Два дня спустя "24 часа" также выпустила дополнительную статью, в которой M.D. отрицал любую причастность к компаниям-должникам.

M.D. впоследствии начал уголовное разбирательство против заявительницы в связи с клеветой. В свою защиту заявительница ссылалась на то, что она лишь привела информацию, полученную от членов парламента, которые в частном порядке поделились своими сомнениями по поводу кандидатуры M.D. Она проверила эти сведения, обратившись в пресс-службу таможенного управления, которая направила ее к полному списку кредитных миллионеров, опубликованному другой ведущей национальной газетой. Две компании были названы во вводной части публикации, и заявительница установила, проверив электронную юридическую базу данных, что M.D. был участником еще одной компании из списка должников, которая не была упомянута в ее статье.

Районный суд признал заявительницу виновной в уголовной диффамации и приговорил ее к уплате административного штрафа в размере 500 новых болгарских левов (примерно 256 евро), компенсации морального вреда и судебных издержек. Приговор был оставлен в силе после обжалования. Суды решили, что заявительнице следовало доказывать лишь то, что M.D. находился в официальном списке должников по причине связи с одной компанией, а не с тремя компаниями, упомянутыми в статье. Предположение о том, что M.D. был "кредитным миллионером" вследствие косвенного участия в одной компании, совершенно отличалось от утверждения, что он полностью владел тремя компаниями из списка неисправных должников. Решения судов также содержали общий вывод, согласно которому заявительница не проверила надлежащим образом свою информацию до публикации и вследствие желания быстро опубликовать новости не обратилась к достоверным источникам вопреки наилучшей журналистской практике.

Вопросы права

По поводу соблюдения требований статьи 10 Конвенции. Стороны признают, что осуждение заявительницы за диффамацию составило вмешательство в ее право на свободу выражения мнения, "предусмотренное законом". Рассматривая вопрос о том, было ли данное вмешательство "необходимым в демократическом обществе" и отвечало ли оно "настоятельной общественной потребности", Европейский Суд напоминает о важнейшей роли прессы как публичного контролера и ее обязанности в демократическом обществе предоставлять информацию по вопросам, представляющим всеобщий интерес. Спорная статья касалась вопроса, представляющего значительный всеобщий интерес, а именно предполагаемого назначения известного политика на должность заместителя министра финансов. Более того, в качестве политика и кандидата на публичную должность M.D. неизбежно и заведомо подчинялся общественному контролю, особенно в части финансовой добросовестности.

Однако статья 10 Конвенции не гарантирует неограниченной свободы выражения мнения. Утверждение в статье заявительницы о том, что M.D. числился в официальном списке должников вследствие владения тремя прямо названными компаниями, несомненно, представляло собой заявление о факте и, как таковое, подлежало доказыванию. Кроме того, чем серьезнее заявления, как в данном деле, тем более убедительными должны быть доказательства, особенно с учетом публикации в популярной национальной ежедневной газете с большим тиражом.

Европейский Суд не видит оснований ставить под сомнение выводы национальных судов, согласно которым заявительница не представила достаточных доказательств того, что ее утверждения не были диффамационными, и в действительности знала или должна была знать о сомнительном характере опубликованных фактов. Более того, она сформулировала свои утверждения таким образом, что не оставалось сомнений в том, что они исходят от нее, а не от членов парламента, которые поделились с ней информацией. Из ее утверждений также следовало, что сведения непосредственно основаны на официальном списке, а не на каких-либо других публикациях. Заявительница привела утверждения как свои собственные и, таким образом, несла ответственность за их достоверность. Более того, отсутствовали какие-либо специальные основания освобождать заявительницу от обязанности проверять достоверность своих утверждений. Не вызывает сомнений, что другая публикация, на которой основывалась заявительница, не являлась официальным документом, и неформальные заявления двух членов парламента в холле здания Народного собрания не могли приниматься безоговорочно. Несмотря на изменение спорной статьи и публикацию ответа M.D., к тому времени первоначальный вариант был многими прочитан, и ущерб репутации уже нанесен.

Таким образом, основания осуждения заявительницы, приведенные болгарскими судами, были относимы и достаточны, и разбирательство свидетельствовало о полном понимании конфликта между правом распространять информацию, с одной стороны, и защитой репутации или прав иных лиц, с другой стороны. Более того, учитывая относительную мягкость наказания, поскольку вместо уголовной ответственности был применен минимальный административный штраф, национальные власти не вышли за пределы своей свободы усмотрения.

Постановление

По делу требования статьи 10 Конвенции нарушены не были (принято единогласно).

По поводу соблюдения требований пункта 1 и подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции. Жалобы заявительницы относительно того, что районным судом не были установлены определенные факты, были исправлены на стадии обжалования, и в любом случае это не влияло на диффамационный характер ее утверждений о владении M.D. спорными компаниями. Более того, районный суд не может подвергаться критике за отказ вызвать в качестве свидетеля члена парламента, который сообщил сведения заявительнице, поскольку она не назвала его. Кроме того, согласно сложившимся прецедентным нормам Европейского Суда, определение необходимости вызова свидетеля находится в сфере компетенции национальных судов. Толкование и применение национального законодательства осуществляются прежде всего национальными властями, особенно судами, и их решения по делу заявительницы не были произвольными.

Постановление

По делу требования пункта 1 и подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции нарушены не были (принято единогласно).

Гуджа против Молдавии
[Guja v. Moldova] (N 14277/04)

Постановление от 12 февраля 2008 г. [вынесено Большой Палатой]

Обстоятельства дела

В январе 2003 г. президент Молдавии выступил с обращением, в котором он подчеркнул необходимость борьбы с коррупцией и призвал сотрудников правоохранительных органов не поддаваться неправомерному давлению со стороны публичных должностных лиц. Обращение президента было освещено в средствах массовой информации. Несколько дней спустя заявитель, который возглавлял пресс-службу Генеральной прокуратуры, передал два письма, полученные этим ведомством, национальной газете. Письма не были отмечены как конфиденциальные.

Первое содержало обращение заместителя спикера парламента к генеральному прокурору с приложением письма четырех полицейских, которые хотели заручиться поддержкой прокуратуры после того, как им были предъявлены обвинения в незаконном лишении свободы и жестоком обращении с заключенными. Обращение содержало критику в отношении генеральной прокуратуры и положительно характеризовало полицейских, называя их "одним из лучших отделов" в министерстве. Оно заканчивалось просьбой заместителя спикера к генеральному прокурору "принять личное участие в деле и разрешить его в строгом соответствии с законом". Во втором письме, адресованном заместителем министра заместителю генерального прокурора, указывалось, что один из полицейских ранее был осужден за насилие в отношении заключенных, но затем амнистирован.

После получения писем газета опубликовала статью об антикоррупционной кампании президента, в которой было отмечено, что злоупотребление должностным положением широко распространено в Молдавии. В качестве примера газета привела явные попытки заместителя спикера защитить четырех полицейских и напечатала копии двух писем. Заявитель впоследствии признал, что именно он передал письма в газету, но утверждал, что сделал это в контексте антикоррупционной кампании президента с целью создания положительного образа прокуратуры, и эти письма не были конфиденциальными. Однако он был уволен за самоуправство и раскрытие предположительно секретных документов. Он безрезультатно обращался в гражданские суды с требованием о восстановлении на работе.

Вопросы права

Европейский Суд ранее не рассматривал дела, в которых гражданский служащий допускал публичное разглашение внутренней информации. Суд отмечает, что гражданские служащие могут при исполнении своих обязанностей получать внутреннюю, включая секретную, информацию, разглашение или публикация которой отвечают значительному всеобщему интересу. Сообщение гражданским служащим или работником государственного сектора о незаконных действиях или злоупотреблениях на рабочем месте должно, таким образом, при определенных обстоятельствах пользоваться защитой, например, когда гражданский служащий или работник является единственным лицом или частью небольшой группы лиц, осведомленных о происшедшем и потому имеющих возможность действовать. В таких случаях раскрытие должно осуществляться в первую очередь руководителю или иному компетентному лицу или органу. При условии, что это совершенно неосуществимо, информация в крайнем случае может быть раскрыта общественности.

Различные факторы должны быть приняты во внимание при определении соразмерности вмешательства властей в право гражданского служащего на свободу выражения мнения в таких делах. Первый фактор касается того, имелись ли иные эффективные меры для исправления нарушений. Европейский Суд отмечает, что в свете отсутствия законов или внутренних правил, регулирующих сообщение о нарушениях, заявитель мог обратиться лишь к своим руководителям, и отсутствовала установленная процедура сообщения о таких вопросах. Генеральный прокурор не высказывал намерения отвечать на письмо заместителя спикера, и вместо этого создавалось впечатление, что он попал под политическое давление. При таких обстоятельствах раскрытие информации, включая ее предоставление газете, может быть оправданным.

Второй вопрос заключается в том, имелся ли всеобщий интерес в раскрытии информации. В этом отношении Европейский Суд не убежден, что обращение заместителя спикера к генеральному прокурору имело целью лишь передачу писем полицейских в компетентный орган, и - несмотря на инструкции рассмотреть дело "в строгом соответствии с законом" - нельзя исключить возможность, что на прокуратуру оказывалось давление. Он также отмечает, что президент Молдавии активно выступал против вмешательства политиков в деятельность системы уголовного правосудия, и средства массовой информации Молдавии широко освещали данную тему. Письма, раскрытые заявителем, касались крайне важных для демократического общества вопросов, таких как разделение властей, ненадлежащее поведение высокопоставленного политика и отношение государства-ответчика к насилию в полиции, в информировании о которых общественность имела правомерный интерес. Таким образом, в раскрытии информации имелся всеобщий интерес.

Третий критерий, а именно была ли достоверной разглашенная информация, не оспаривается. Что касается вопроса о том, какой ущерб будет причинен заинтересованному органу власти, Европейский Суд находит, что вопреки невыгодным последствиям раскрытия информации для прокуратуры, всеобщий интерес в предоставлении информации о ненадлежащем давлении и злоупотреблениях в этом учреждении был достаточно важен, чтобы перевесить взятый отдельно интерес поддержания общественного доверия. Что касается вопроса о том, было ли раскрытие информации осуществлено добросовестно, отсутствуют основания полагать, что заявитель действовал под влиянием соображений личной выгоды, имел личное недовольство или иные скрытые мотивы.

Последний фактор, который подлежит рассмотрению для определения соразмерности вмешательства властей, это наказание, примененное к заявителю. Следует отметить, что была избрана самая строгая из возможных санкций, а именно увольнение. В дополнение к негативным последствиям для карьеры заявителя это имело серьезный сдерживающий эффект в отношении гражданских служащих и работников в целом, поскольку дело заявителя привлекло значительное внимание прессы. Столь серьезная мера могла лишь препятствовать сообщению о ненадлежащих действиях и не являлась оправданной.

После оценки всех интересов в рамках настоящего дела Европейский Суд заключает, что вмешательство в право заявителя на свободу выражения мнения, в частности в свободу распространения информации, не было "необходимым в демократическом обществе".

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции (принято единогласно).

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявителю 10 000 евро в счет компенсации причиненного морального вреда.

Вилно против Бельгии
[Villnow v. Belgium] (N 16938/05)

Решение от 29 января 2008 г. [вынесено II Секцией]

Заявитель занимается косметической хирургией. В течение ряда лет компания L. рекламировала свои трансплантаты волос через различных парикмахеров, получавших комиссионные, и регулярно помещала публикации в газетах и рекламных журналах, а также в Интернете. Служебные помещения L. располагались на первом этаже здания, в котором осуществлял свою практику заявитель (на втором этаже). Клиенты, откликнувшиеся на рекламу компании L., направлялись к заявителю. Медицинская ассоциация предложила заявителю обосновать с точки зрения этики рекламирование им своей деятельности через компанию L. Медицинская ассоциация установила, что им допущено серьезное нарушение своих этических обязательств, и наложила на него дисциплинарные санкции в виде 31-недельного запрета практики. Впоследствии размер санкции был снижен до полугодового запрета. В решении указывалось, что в соответствии с кодексом медицинской этики медицина ни в коем случае не может рассматриваться как коммерческая деятельность. В частности, подчеркивалось, что коммерческий характер медицинской деятельности заявителя, подкреплявшейся широкомасштабной рекламой компании L., несмотря на указание в кодексе медицинской этики о том, что она должна осуществляться осмотрительно, подрывал доверие клиентов/пациентов к медицинской и научной ценности этой деятельности. Заявитель безуспешно обжаловал решение в кассационном порядке.

Решение

Жалоба признана неприемлемой, что касается статьи 10 Конвенции. Временный запрет на медицинскую практику представлял собой вмешательство в право заявителя на свободное распространение информации. Вмешательство было "предусмотрено законом", а именно кодексом медицинской этики, и преследовало правомерную цель защиты здоровья и прав других лиц. Европейский Суд подчеркнул в этой связи, что медицинская практика не может быть приравнена к коммерческой деятельности, которая регулируется собственными правилами. Роль врача имеет иную природу, затрагивающую защиту здоровья и возлагающую особую ответственность перед обществом.

Что касается вопроса о необходимости вмешательства в демократическом обществе, суды страны сочли, что указанная реклама использовалась не как средство информирования о существовании и эффективности конкретной формы лечения, но в целях публичности, направленных на убеждение клиентов в необходимости пройти конкретные виды лечения и привлечение пациентов в ущерб другим специалистам. Европейский Суд учитывает, что медицина не является товаром, продаваемым в обмен на деньги. В большинстве стран кодекс медицинской этики содержит положения, регулирующие медицинскую рекламу. Бельгийский кодекс сформулирован более точно, устанавливая запрет на заманивание пациентов (за что как раз и подвергся критике заявитель) и строгие правила рекламы. В некоторых странах все формы прямой и скрытой рекламы запрещены.

Кроме того, любая хирургия, даже нереконструктивная косметическая хирургия, являющаяся предметом рассмотрения настоящего дела, представляет риски для пациента. Эта отрасль хирургии должна регулироваться теми же строгими правилами, которые относятся к реконструктивной хирургии. Соответственно, доводы, приведенные судами страны, являются относимыми и достаточными. Жалоба признана явно необоснованной.

Вопрос о предъявляемых к судьям требованиях

Отклонение списка кандидатов для избрания на должность судей Европейского Суда исключительно на основе признаков, связанных с половой принадлежностью. Практика Парламентской ассамблеи противоречит Конвенции.

Вопрос об исчерпании внутренних средств правовой защиты в целях подачи жалобы в Европейский Суд

Арванитаки-Роботи и другие против Греции
[Arvanitaki-Roboti and Others v. Greece] (N 27278/03)

Какамукас и другие против Греции
[Kakamoukas and Others v. Greece] (N 38311/02)

Постановления от 15 февраля 2008 г. [вынесены Большой Палатой]

Обстоятельства дела

В обоих случаях дела в административных судах были возбуждены совместно большим числом заявителей (91 в деле "Арванитаки-Роботи против Греции" и 58 в деле "Какамукас против Греции"). Заявители впоследствии жаловались в Европейский Суд по поводу чрезмерной продолжительности разбирательств. Большая Палата поддержала вывод Палаты о нарушении требования "разумного срока", предусмотренного пунктом 1 статьи 6 Конвенции. Затем был рассмотрен вопрос о компенсации морального вреда.

Вопросы права

Государство-ответчик утверждало, что в делах о продолжительности разбирательств, в которых большое число заявителей подают жалобу совместно, размер компенсации морального вреда подлежит снижению. Большая Палата допускает, что в случае слишком долгого рассмотрения общего дела Европейскому Суду следует учитывать, что число участников могло оказывать влияние на уровень сложностей, неудобства и неопределенности отдельного заявителя, и что большое число лиц, участвующих в деле, может отражаться на сумме, присуждаемой в счет морального вреда. В таких делах имеются факторы, способные повлечь снижение компенсации, но некоторые могут увеличить ее. В обоих рассматриваемых делах возбуждение разбирательства с общим предметом снизило неудобства и неопределенность, испытываемые в связи с задержкой, что влечет уменьшение присуждаемой компенсации. Однако имеются и основания для ее увеличения, учитывая значительность сумм, получение которых заявителями зависело, хотя и косвенно, от исхода данных разбирательств (15 000 и 20 000 евро в деле "Арванитаки-Роботи против Греции" и 24 000 000 евро в деле "Какамукас против Греции"). Европейский Суд оценивает размер компенсации на справедливой основе, с учетом числа заявителей, природы нарушения и необходимости определения общей суммы таким образом, чтобы она соответствовала прецедентной практике и являлась разумной ввиду предмета разбирательства.

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявителям в счет компенсации причиненного морального вреда:

(a) по делу "Арванитаки-Роботи против Греции" 3 500 евро каждому заявителю (вынесено 15 голосами "за" и двумя - "против");

(b) по делу "Kакамукас против Греции" от 2 500 до 4 000 евро каждому заявителю (вынесено 15 голосами "за" и двумя - "против").

Хазе и другие против Германии
[Haase and Others v. Germany] (N 34499/04)

Решение от 12 февраля 2008 г. [вынесено V Секцией]

Обстоятельства дела

В своем первом обращении в Европейский Суд в 2002 году заявители обжаловали лишение родительских прав в отношении их семерых детей и временные судебные предписания, запрещающие общение с ними. В своем Постановлении от 8 апреля 2004 г. Европейский Суд установил нарушение требований статьи 8 Конвенции, в том числе в части непривлечения заявителей к принятию решений и способа реализации данной меры (дело "Хазе против Германии" [Haase v. Germany]), N 1057/02 (Сборник постановлений и решений Европейского Суда по правам человека ECHR 2004-III (выдержки); "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" N 63)* (*Содержание "Информационного бюллетеня по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" N 63 изложено в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 8/2004 (прим. переводчика).).

Настоящее дело касается последующих решений германских судов в основном разбирательстве, оставивших в силе лишение заявителей родительских прав, кроме как в отношении двоих детей, а также запреты и ограничения на общение с детьми.

Решение

Жалоба признана неприемлемой, что касается статьи 8 Конвенции. Проверяя обоснованность решений национальных судов об опеке и праве доступа к детям, Европейский Суд отмечает, что германские власти тщательно исследовали ситуацию заявителей и указали свои доводы в подробных решениях, основанных на исчерпывающих доказательствах, включая ряд экспертных заключений. Суды заключили, что неспособность первого и второго заявителей обеспечить достаточные заботу и воспитание подвергали опасности умственное, физическое и психологическое благополучие детей. В свете этих разбирательств Европейский Суд не находит оснований сомневаться в том, что изоляция детей от заявителей служила наилучшим интересам детей. Более того, учитывая, что заявители были привлечены к принятию решений в объеме, необходимом для защиты их интересов, и со стороны властей не усматривается небрежности, явной недобросовестности или отсутствия решимости, Европейский Суд заключает, что процессуальные требования, предусмотренные статьей 8 Конвенции, были также соблюдены. Жалоба признана явно необоснованной.

В порядке применения статьи 46 Конвенции. Заявители полагают, что при принятии решений в основном разбирательстве германские суды допустили несоблюдение предыдущего постановления Европейского Суда по их делу и не учли в достаточной степени положения Конвенции в толковании Европейского Суда. Согласно статье 46 Конвенции Договаривающиеся Стороны принимают на себя обязательство исполнять окончательные постановления Европейского Суда, согласно которым они не только уплачивают компенсацию, но также избирают, под надзором Комитета министров Совета Европы, общие и/или индивидуальные меры, которые должны быть приняты с целью прекращения установленных нарушений. Таким образом, проверка соблюдения Договаривающейся Стороной обязательств, возложенных на нее постановлением Европейского Суда, не является обязанностью последнего. Жалоба не совместима ratione materiae* (*Ratione materiae - ввиду обстоятельств, связанных с предметом рассмотрения, критерий, применяемый при оценке приемлемости жалобы (прим. переводчика).) с положениями Конвенции.

Консультативное заключение относительно состава списков кандидатов для избрания на должность судей Европейского Суда 12 февраля 2008 г. [вынесено Большой Палатой]

Комитет министров Совета Европы обратился к Европейскому Суду с просьбой о вынесении консультативного заключения по определенным юридическим вопросам, связанным с балансом полов в списке кандидатов для избрания судей Европейского Суда.

Проблемы и вопросы

Судья Европейского Суда от каждой из Высоких Договаривающихся Сторон избирается Парламентской ассамблеей большинством поданных за него голосов из списка, включающего трех кандидатов, представляемых этой Высокой Договаривающейся Стороной. Пункт 1 статьи 21 Конвенции устанавливает, что судьи должны обладать самыми высокими моральными качествами и удовлетворять требованиям, предъявляемым при назначении на высокие судебные должности, или быть правоведами с общепризнанным авторитетом. Кандидаты не обязательно должны быть гражданами заинтересованного государства, но обычно являются ими. В своих резолюциях 1366 (2004) и 1426 (2005) Парламентская ассамблея установила, что подлежат рассмотрению только те списки, которые включают, по крайней мере, одного кандидата каждого пола, за исключением случаев, когда кандидаты принадлежат к полу, который недостаточно представлен в Европейском Суде. На практике это означает, что отвергаются все списки, в которые включены только лица мужского пола. На основании такой политики в июле 2006 г. Парламентская ассамблея отклонила список Мальты, состоявший исключительно из лиц мужского пола. Мальтийское правительство возражало, ссылаясь на то, что исполнило требования пункта 1 статьи 21 Конвенции, и что сама Конвенция не предъявляет каких-либо требований к балансу полов.

В связи с этим Комитет министров просит Европейский Суд вынести консультативное заключение по следующим двум вопросам:

1. Может ли список кандидатов на должность судьи Европейского Суда по правам человека, удовлетворяющий критериям, изложенным в статье 21 Конвенции, быть отклонен на основе признаков, связанных с половой принадлежностью?

2. Противоречат ли резолюция 1366 (2004) и резолюция 1426 (2005) предусмотренной статьей 22 Конвенции обязанности Парламентской ассамблеи рассматривать список или кандидатуру в этом списке на основании критериев, изложенных в статье 21 Конвенции?

Заключение

(a) Пределы консультативной юрисдикции. Согласно статье 47 Конвенции юрисдикция Европейского Суда ограничена "юридическими вопросами, касающимися толкования положений Конвенции и Протоколов к ней". Ограничение консультативных заключений "юридическими вопросами" было подчеркнуто при подготовке Протокола N 2 к Конвенции. При этом было решено сохранить прилагательное "юридические" с целью исключения юрисдикции Европейского Суда по вопросам политики.

Первый вопрос - о возможности отклонения списка кандидатов исключительно на основе признаков половой принадлежности - касается прав и обязанностей Парламентской ассамблеи в процедуре избрания судей, вытекающих из статьи 22 в частности и конвенционной системы в целом. Таким образом, какими бы ни были выводы, сам он имеет юридический характер и потому относится к пределам консультативной юрисдикции Европейского Суда. Ответ на этот вопрос целесообразно дать также в интересах надлежащего функционирования конвенционной системы, поскольку необходимо обеспечить, чтобы ситуация, вызвавшая запрос о консультативном заключении, не повлекла блокирование системы. По мнению Европейского Суда, ответ на первый вопрос (см. ниже) освобождает от необходимости ответа на второй вопрос.

Постановление

Европейский Суд обладает юрисдикцией для ответа на первый вопрос (принято единогласно).

(b) По существу дела (первый вопрос). Хотя Парламентская ассамблея обладает определенной свободой усмотрения при установлении процедуры избрания судей, она руководствуется прежде всего пунктом 1 статьи 21 Конвенции и должна обеспечить, чтобы каждый кандидат в представленном списке удовлетворял всем условиям, предусмотренным этим положением, поскольку для авторитета Европейского Суда и качества принимаемых им решений весьма важно, чтобы он состоял из лиц, обладающих самыми высокими профессиональными и моральными качествами. В то же время Парламентская ассамблея может принимать во внимание дополнительные критерии, которые считает относимыми для целей избрания кандидатов. Поставленный вопрос заключается в том, вправе ли она отклонять список из-за того, что не достигнуто условие, прямо не установленное пунктом 1 статьи 21 Конвенции. В данном случае Европейский Суд различает критерии, которые, как требование о достаточном знании одного из двух официальных языков, имеют прямую связь с общими критериями, предусмотренными пунктом 1 статьи 21 Конвенции, и те, которые, как требование о выдвижении хотя бы одного кандидата, принадлежащего к недостаточно представленному полу, такой связи не имеют. Могут ли последние, тем не менее, являться основанием для отклонения списка Парламентской ассамблеей?

Европейский Суд отмечает, что хотя указанный критерий вытекает из политики равенства полов, поддерживаемой Комитетом министров, последний тем не менее предпочел не действовать в соответствии с предложением Парламентской ассамблеи о внесении изменений в статью 22 Конвенции с целью обеспечения включения в списки по крайней мере одного кандидата каждого пола, поскольку находил, что при исключительных обстоятельствах это может противоречить правильному применению других критериев. Отклонив эти изменения, Высокие Договаривающиеся Стороны, которые обладают исключительным правом внесения изменения в Конвенцию, установили таким образом границы, которые не может переходить Парламентская ассамблея: политика равенства полов не должна порождать для Высоких Договаривающихся Сторон затруднения в выдвижении кандидатов, удовлетворяющих требованиям пункта 1 статьи 21 Конвенции, которые имеют приоритетное значение. Таким образом, противоречило бы Конвенции требование к государству о выдвижении кандидата, имеющего иное гражданство, исключительно с целью достижения баланса полов. Соответственно, хотя цель обеспечения смешанного состава в списке кандидатов является законной и общепризнанной, она не может достигаться без введения некоторых исключений, направленных на предоставление каждому государству возможности избрания национальных кандидатов, удовлетворяющим всем требованиям пункта 1 статьи 21 Конвенции. Конкретный характер и природа таких исключений должны быть определены.

Следовательно, не допуская никаких исключений правила о равном представительстве полов, текущая практика Парламентской ассамблеи противоречит Конвенции, если заинтересованное государство приняло все необходимые и целесообразные меры для включения в список кандидата недостаточно представленного пола, особенно когда оно следует рекомендациям Парламентской ассамблеи, направленным на обеспечение открытой и прозрачной процедуры, включая отбор кандидатов, и Парламентская ассамблея не вправе отклонять указанный список исключительно на том основании, что в нем отсутствует такой кандидат. Соответственно, исключения из принципа, устанавливающего, что списки должны включать кандидата, принадлежащего к недостаточно представленному полу, должны быть определены как можно скорее.

Постановление

На вопрос дан отрицательный ответ (принято единогласно).

Гласер против Чехии
[Glaser v. Czech Republic] (N 55179/00)

Постановление от 14 февраля 2008 г. [вынесено V Секцией]

Обстоятельства дела

В июне 1948 г., после прихода к власти коммунистической партии в феврале 1948 г., заявитель решил эмигрировать в Соединенные Штаты Америки. До отъезда он передал свою коллекцию предметов искусства Еврейскому музею в Праге. В 1997 году, после безуспешного требования вернуть коллекцию, он предъявил иск о реституции. Суд указал, что в рамках такого иска истец должен доказать свое право собственности на спорные предметы, что не удалось заявителю. Жалобы, поданные заявителем, удовлетворены не были.

Вопросы права

Национальные суды, подробно исследовав обстоятельства дела и доводы сторон, заключили, что заявитель не доказал с достаточной определенностью, что он был первоначальным собственником предметов искусства, возвращения которых он требовал, или что Национальный музей владел предметами, переданными в Еврейский музей перед эмиграцией в 1948 году. Суды привели подробное обоснование своих выводов.

Следует признать, что для заявителя было сложно, если не невозможно, представить какие-либо дополнительные доказательства в поддержку своего требования о реституции, учитывая длительность периода, прошедшего после эмиграции, и в особенности обстоятельства отъезда из страны, которые, вероятно, не позволили ему сделать более подробную опись предметов, переданных музею. Однако Европейский Суд не находит, что национальные суды произвольно рассмотрели требование заявителя. Таким образом, заявитель не доказал, что он обладал правом требования, достаточно обоснованным для его принудительного исполнения, и поэтому нельзя признать, что оно приравнивалось к "имуществу".

Постановление

По делу требования статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции нарушены не были (вынесено шестью голосами "за" и одним - "против").

Фегершельд против Швеции
[Fegershiold v. Sweden] (N 37664/04)

Решение от 26 февраля 2008 г. [вынесено III Секцией]

(См. выше изложение обстоятельств данного дела, жалоба по которому была рассмотрена в контексте статьи 8 Конвенции.)

Ковач против Украины
[Kovach v. Ukraine] (N 39424/02)

Постановление от 7 февраля 2008 г. [вынесено V Секцией]

Обстоятельства дела

Заявитель выставил свою кандидатуру на парламентских выборах 2002 года в одномандатном избирательном округе. Согласно первым результатам он получил незначительное большинство голосов. Его главным соперником был глава районной администрации. Наблюдатели, действовавшие от имени последнего, заявили, что несколько дополнительных избирательных бюллетеней (меньше 10) были незаконно поданы неизвестными лицами на трех избирательных участках. На этом основании окружная избирательная комиссия объявила результаты на этих трех участках недействительными. Также недействительными были признаны результаты на другом участке на том основании, что члены избирательной комиссии незаконно открыли опечатанный избирательный участок и забрали оригиналы отчетов и несколько недействительных избирательных бюллетеней. На данных четырех участках заявитель получил значительное большинство голосов. Благодаря аннулированию голосов на этих участках главный соперник заявителя был объявлен избранным в парламент от данного избирательного округа. По жалобе заявителя Центральная избирательная комиссия отменила решение об аннулировании результатов голосования вследствие отсутствия убедительных доказательств предполагаемых нарушений закона или того, что количество избирательных бюллетеней, поданных незаконно, превысило 10% голосов на каждом избирательном участке, как предусмотрено статьей 70 Закона о выборах в парламент ("Закон") в части признания голосования недействительным. Вскоре после этого окружная избирательная комиссия объявила недействительными результаты голосования на четырех участках на тех же основаниях, что и прежде, отмечая, что нарушения закона, которые были доказаны и отмечены наблюдателями, могут быть расценены как "иные обстоятельства, не позволяющие установить волю избирателей", как это предусмотрено статьей 72 Закона. Это решение было поддержано Центральной избирательной комиссией и Верховным судом, который пришел к выводу о том, что установление "иных обстоятельств", предусмотренных вышеупомянутой статьей Закона, относится к исключительной компетенции окружной избирательной комиссии.

Вопросы права

Настоящее дело затрагивает способ пересмотра итога выборов компетентными национальными властями. Свобода усмотрения государств в этой сфере, оставаясь широкой, не лишает Европейский Суд права проверки обоснованности таких решений. Признавая недействительными итоги голосования по четырем избирательным участкам, компетентные органы руководствовались статьей 72 Закона. Однако не имеется законодательного положения или правоприменительной практики, разъясняющих, какие факторы могут считаться "иными обстоятельствами, не позволяющими установить волю избирателей", а также охватываются ли они статьей 70, специально предусматривающей ситуацию неоднократного голосования. Неясность указанной нормы законодательства и связанный с нею потенциальный риск для избирательных прав требуют особого внимания со стороны национальных органов власти. При этом ни в одном решении окружной избирательной комиссии, ни в последующих решениях Центральной избирательной комиссии или Верховного суда не рассматривался вопрос противоречия между статьями 70 и 72 Закона или доверия различным участникам избирательного процесса. Кроме того, ни одно из решений не содержало объяснений того, каким образом предполагаемые нарушения исказили исход голосования на четырех участках до степени, делавшей невозможным установление воли избирателей (особенно с учетом правил статьи 70 Закона). Таким образом, решение о признании недействительным голосования на четырех избирательных участках следует считать произвольным и несоразмерным какой-либо законной цели, на которую ссылалось государство-ответчик.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 3 Протокола N 1 к Конвенции (принято единогласно).

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил выплатить заявителю 8 000 евро в счет компенсации причиненного морального вреда.

Статья 1 Конвенции

Статья 2 Конвенции

Статья 3 Конвенции

Статья 5 Конвенции

Статья 6 Конвенции

Статья 7 Конвенции

Статья 8 Конвенции

Статья 9 Конвенции

Статья 10 Конвенции

Статья 11 Конвенции

Статья 13 Конвенции

Статья 14 Конвенции

Статья 17 Конвенции

Статья 34 Конвенции

Статья 35 Конвенции

Статья 37 Конвенции

Статья 1 Протокола N 1 к Конвенции

Статья 3 Протокола N 1 к Конвенции

Статья 2 Протокола N 4 к Конвенции

Статья 1 Протокола N 7 к Конвенции

Статья 3 Протокола N 7 к Конвенции

Статья 4 Протокола N 7 к Конвенции

Правило 39 Регламента Суда