Изменение подхода в толковании п. 1 ст. 367 ГК РФ о прекращении поручительства: каковы возможные последствия для кредитора?

Алим Хагасов

Руководитель юридического департамента Ассоциации оптовых и розничных рынков

специально для ГАРАНТ.РУ

Изменения Общей части обязательственного права ГК РФ на основании Федерального закона от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации" (далее – Закон № 42-ФЗ) затронули и нормы, связанные с обеспечительными мерами. В частности, из п. 1 ст. 367 Гражданского кодекса РФ были исключены положения о прекращении поручительства в случае несогласованного с поручителем изменения обеспеченного обязательства, влекущего увеличение ответственности или иные неблагоприятные последствия для поручителя. Это внесло полную определенность в вопрос о том, можно ли говорить о прекращении поручительства в случае, например, увеличения ставки по процентам без согласования с поручителем. Ранее суды по-разному толковали данное положение. К примеру, при буквальном толковании п. 1 ст. 367 ГК РФ некоторые суды считали, что такое изменение условий обеспеченного обязательства вело к прекращению поручительства.

Эту ситуацию пришлось выравнивать в свое время ВАС РФ. В п. 37 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 12 июля 2012 г. № 42 "О некоторых вопросах разрешения споров, связанных с поручительством" (далее – Постановление № 42) была высказана четкая позиция, что при применении положений п. 1 ст. 367 ГК РФ необходимо учитывать их цель. Пленум ВАС РФ предписывал судам не ограничиваться пониманием лишь буквального смысла этой нормы.

Это тогда обеспечило единство судебной практики в вопросах применения указанной нормы.

Учитывая эту позицию нельзя говорить, что последняя редакция п. 1 ст. 367 ГК РФ является новеллой. Ведь суды уже до внесения Законом № 42-ФЗ изменений в ГК РФ, руководствуясь п. 37 Постановления № 42, исходили из целевого толкования его положений, и отклоняли на этом основании доводы о прекращении поручительства в связи с изменением условий обеспечиваемого обязательства без согласия с поручителем.

Однако совсем недавно некоторые арбитражные суды отказались руководствоваться позицией Пленума ВАС РФ. Они посчитали п. 37 Постановления № 42 недействующим.

Спорная ситуация возникла при обращении кредитора с заявлением о включении денежного требования в реестр требований к должнику. В суд было подано несколько заявлений в отношении, как основного должника, так и ряда должников, обязательства которых возникли в силу поручительства, которое каждым из них было предоставлено кредитору в целях обеспечения исполнения заемных обязательств основным должником – заемщиком.

Очевидно, что в наших реалиях поход кредитора в суд за решением своих финансовых проблем, возникших с контрагентом, если последний уже признан несостоятельным, не сулит блестящих перспектив. Вместе с тем, если такой кредитор в свое время озаботился получением обеспечения, как от самого контрагента, так и от третьих лиц, он все-таки вправе рассчитывать на получение удовлетворения, хотя и неполного. Как говорится – право любит активных. Однако этот известный среди юристов неписаный принцип, как показывает практика, работает не всегда.

Так вот, суды, рассмотрев требования кредитора, посчитали, что денежные требования, возникшие на основании поручительства, включению в реестр требований кредиторов должника не подлежат. Суды, все как один, аргументировали свои решения прекращением поручительства на основании п. 1. ст. 367 ГК РФ (в редакции, действовавшей до 1 июня 2015 года) в связи с тем, что в обеспечиваемое обязательство были внесены изменения в части повышения процентной ставки по займу без согласия поручителей. При этом, как отметили суды, эти положения ГК РФ подлежат применению, так как указанные изменения процентной ставки произошли в 2012 году до внесения изменений в законодательство (определение Арбитражного суда Ставропольского края от 14 июля 2016 г. по делу А63-1120/2015, определение Арбитражного суда Ставропольского края от 14 июля 2016 г. по делу А63-13813/2015, определение Шестнадцатого арбитражного апелляционного суда от 1 декабря 2016 г. по делу А63-13813/2015, постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 27 февраля 2017 г. по делу № А63-13813/2015, определение Арбитражного суда Ставропольского края от 6 февраля 2017 года по делу № А63-4181/2014, определение Шестнадцатого арбитражного апелляционного суда от 31 октября 2016 г. по делу № 63-12988/2014, определение Арбитражного суда Ставропольского края от 27 июля 2016 г. по делу № 63-12988/2014, постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 25 января 2017 г. по делу № 63-12988/2014).

По непонятным мотивам, суды сочли, что в данном случае необходимо применить исключительно буквальное толкование пункта 1 ст. 367 ГК РФ в старой редакции.

При этом довод кредитора о недостаточности лишь лингвистического толкования этой нормы и необходимости применения ее целевого толкования с учетом позиции п. 37 Постановления № 42 суды не приняли.

Судьи объяснили это тем, что позднее указанного Постановления № 42, Президиум ВС РФ выступил с противоположной позицией по поводу интерпретации п. 1 ст. 367 ГК РФ. В п. 7 Обзора судебной практики по гражданским делам, связанным с разрешением споров об исполнении кредитных обязательств, утв. Президиумом ВС РФ 22 мая 2013 г. (далее – обзор Президиума ВС РФ), ВС РФ сделал выбор в пользу буквального толкования указанной нормы. В документе, в частности, сказано, что в случае изменения кредитного обязательства, влекущего увеличение ответственности или иные неблагоприятные последствия для обеспечивающего его исполнение поручителя, поручительство прекращается с момента внесения изменений в основное обязательство.

В подтверждение этой позиции суды сослались на п. 1 ст. 3 Федерального конституционного закона от 4 июня 2014 г. № 8-ФКЗ (далее – Закон № 8-ФКЗ), согласно которому разъяснения по вопросам судебной практики применения законов и иных нормативных правовых актов арбитражными судами, данные Пленумом ВАС РФ, сохраняют свою силу до принятия соответствующих решений Пленумов ВС РФ.

В связи с этим, как указали суды, применению подлежит не Постановление № 42, а более поздний обзор Президиума ВС РФ.

Как вам такой поворот, коллеги? И ведь этот вопрос перешел уже в практическую плоскость. Выработанная на основе п. 37 Постановления № 42 судебная практика по вопросу применения п. 1 ст. 367 ГК РФ (в предыдущей редакции) фактически повернулась вспять. И это позиция не только арбитражных судов. Она уже устояла в кассационной инстанции (постановление Арбитражного Суда Северо-Кавказского Округа от 25 января 2017 г. по делу № А63-12988/2014). Однако справедливости ради нужно отметить, что пока можно говорить, пожалуй, о нарушении единообразия применения данной нормы, но не о сложившейся системе.

Далее я попробую дать свою критическую оценку такому подходу, а также представить свой взгляд на последствия, если такой подход найдет поддержку у других судов, рассматривающих аналогичные споры.

Очевидно, что правовая проблема в данной ситуации – это вопрос толкования нормы закона при ее применении.

Еще в начале XX века Е.В. Васьковский определял, что есть толкование нормы: "После того как словесное толкование выполнило свою задачу и определило словесный смысл какой-либо нормы, наступает очередь реального толкования, имеющего целью раскрыть действительный, внутренний смысл ее с помощью всех данных, способных пролить свет на действительную мысль законодателя"¹.

Позднее, С.С. Алексеев также, говорил, что "… смысл закона в полной мере раскрывается лишь в том случае, если рассматривать его положения с учетом тех целей, которые решал законодатель, того социально-политического значения, которое заложено в его содержании"².

То есть, неофициальный подход авторитетных ученых к вопросу интерпретации нормы права основан на недопустимости только лишь словесного толкования, а предлагается, не останавливаясь на осмыслении буквы, раскрывать ее внутренней смысл при помощи различных способов толкования.

Официальное толкование также исходит из необходимости системного толкования. Приведу официальный подход.

В рамках конституционного нормоконтроля КС РФ была высказана правовая позиция о том, что "интерпретация нормы закона в правоприменительной практике, сложившейся на основе ее официального толкования, вне системной связи с другими нормами того же закона означает придание ей смысла, противоречащего аутентичному смыслу и цели соответствующих законоположений, что недопустимо с точки зрения правовой логики" (Постановление Конституционного Суда РФ от 19 июня 2003 г. № 11-П).

В Определении КС РФ от 20 марта 2014 г. № 537-О, Суд также исходит из необходимости системного толкования. Причем, обращает на себя внимание, что в данном случае речь идет, буквально, об истолковании именно п. 1 ст. 367 ГК РФ (действовавшей до 1 июня 2015 года).

Как видим, и научное, и официальное мнение состоят в недостаточности буквального толкования, и необходимости уяснения аутентичного смысла и цели законоположения на основании сопоставления его с другими нормами закона. Однако в приведенной здесь ситуации суды именно так и поступили – то есть остановились на буквальном толковании применяемой нормы, что стало ключевым моментом, повлиявшим на исход спора: консервативное (ограничительное) толкование в данном случае не позволило раскрыть истинный смысл редакции п. 1 ст. 367 ГК РФ действовавшей до 1 июня 2015 г.

Предопределение избрания судами неверного пути обусловлено, в данном случае, отклонением предложенного кредитором толкования ВАС РФ, что стало полным откровением.

Об этом хотелось бы сказать подробнее.

Как неоднократно высказывался КС РФ, суды самостоятельно уясняют смысл нормы, то есть осуществляют ее казуальное толкование по отдельным делам. Вместе с тем соблюдение баланса принципов независимости судей, верховенства Конституции РФ и законов, а также равенства всех перед законом и судом требует единства судебной практики (Постановление КС РФ от 23 декабря 2013 г. № 29-П)

Согласно Постановлению КС РФ от 21 января 2010 г. № 1-П, правомочие ВАС РФ давать разъяснения по вопросам судебной практики, вытекающее из исключенной сейчас ст. 127 Конституции РФ, направлено на поддержание единообразия в толковании и применении норм права арбитражными судами и является одним из элементов конституционного механизма охраны единства и непротиворечивости российской правовой системы.

Таким образом, очевидно, что суды в рассматриваемой ситуации, проигнорировав сложившееся по данному вопросу единообразие судебной практики нарушили баланс принципов самостоятельности судебного усмотрения, верховенства законов и равенства всех перед законом и судом.

Немаловажно также сказать о сомнительности позиции судов о применении п. 7 обзора Президиума ВС РФ.

Возникает вопрос, как можно аргументировать вывод о приоритетности положений обзора Президиума ВС РФ со ссылкой на п. 1 ст. 3 Закона № 8-ФКЗ?

Неужели суды полагают, что нормы вышеуказанного конституционного закона о полномочиях ВС РФ давать разъяснения арбитражным судам о применении законов, которые перешли к нему от ВАС РФ, в результате упразднения последнего, возымели обратную силу?

Если не это имелось в виду, то для чего приводилось это положение? К сожалению, суды этого так и не разъяснили.

Вместе с тем ВС РФ вполне активно продолжает ссылаться на позиции ВАС РФ.

Например, в своем Определении ВС РФ от 10 октября 2016 г. № 302-ЭС16-7818, делая вывод об отсутствии оснований говорить о прекращении поручительства, Суд ссылается на позицию постановления Пленума ВАС № 42.

При этом он неоднократно высказывался, что отклонение судами практики, сформированной на основании позиций ВАС РФ, является неприемлемым (Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 24 января 2017 г. № 310-ЭС16-14179).

Осталось сказать несколько слов о возможных последствиях.

Очевидно, что кредиторам, получившим обеспечение в период до 1 июня 2015 года в виде поручительства, придется провести ревизию всех договоров поручительства и обеспечиваемых ими обязательств на предмет наличия согласия поручителя на внесение изменений, и соответственно, оформление необходимых документов. В противном случае, у кредитора возникают риски полного прекращения поручительства лишь только на том основании, что, к примеру, без его согласия были увеличены проценты по займу.

Подводя итог, полагаю необходимо сказать следующее.

Во-первых, изменения положений ст. 367 ГК РФ после 1 июня 2015 года в части исключения из нее п. 1 не обусловлены политико-правовыми причинами. Следовательно, нет правовых оснований ставить в разное положение кредиторов, получивших обеспечение поручительством до и после вступления в силу изменений в Гражданский кодекс РФ.

Во-вторых, нарушение единообразия судебной практики влечет нарушение такого основополагающего принципа гражданского законодательства, как принцип правовой определенности. Безусловно, это не может служить повышению доверия к системе правосудия.

Вместе с тем есть надежда, что в рамках рассмотрения жалоб Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ выскажет свое мнение по данному вопросу и расставит все точки над "и". Ведь если ориентироваться на вышеуказанную логику ВС РФ, то он исходит из обязательности для арбитражных судов позиций Пленума ВАС РФ, принятых им в свое время, а также из необходимости системного толкования законоположений.